Михаил Полиевктов - Николай I. Биография и обзор царствования с приложением

Наиболее близким к государю лицом, пользовавшимся его исключительным доверием в течение всего царствования, оставался друг его детства, ген.-ад. гр. В.Ф. Адлерберг, после смерти Волконского занявший пост министра Императорского Двора. Быстро начали возвышаться после 14 декабря два лица: ген.-ад. гр. А.Х. Бенкендорф, только что упомянутый начальник 1-й кирасирской дивизии, и командир лейб-гвардии Конного полка А.Ф. Орлов, возведенный к Рождеству 1825 года в графское достоинство. Еще в 1821 г. гр. Бенкендорф представил покойному государю записку с обстоятельными сведениями о «Союзе Благоденствия», о его организации, целях и составе, и тогда же рекомендовал строгие меры, которые могли бы еще, по его мнению, пресечь движение, пока оно не приняло еще широкого распространения. Записка Бенкендорфа была оставлена в то время без внимания. События 14 декабря как бы оправдали его предсказание, и с этого времени начинается его быстрое возвышение и близость к новому государю. До 1837 г. Бенкендорф почти неотлучно находился при особе государя, сопровождал его в походе 1828 г., в его многочисленных путешествиях и был поверенным многих его предположений. Остзеец по происхождению, Бенкендорф по своим отношениям был чужд тех традиций, какими жило в двадцатых годах русское общество. Строгий начальник III отделения Собственной Его Величества Канцелярии, усмиритель крестьянских волнений в Лифляндии в 1841 г., Бенкендорф лично, по отзывам многих, не был жестоким человеком. И однако, с его именем молва связала тот позорный вид казни, какому были подвергнуты жертвы 14-го декабря. С 1837 г. Бенкендорфа начинает постепенно заслонять другой приближенный императора Николая, гр. А.Ф. Орлов, брат декабриста М. Орлова. Орлов совершенно не разделял взглядов своего брата. В свое время он принял в своей части строгие меры против начавших возникать среди офицеров литературных обществ и проявил большую твердость в 1820 г., когда в гвардейских частях стало неспокойно вследствие известной истории в Семеновском полку. 14 декабря Орлов первый привел свой полк, первый же двинулся в атаку против мятежников и вообще своей энергией и решительностью много способствовал быстрому усмирению возмутившихся. После декабрьских событий он с особым рвением старался проявить свою преданность престолу и существующему порядку, как бы стараясь заставить забыть о своем родстве с одним из участников движения. Николай Павлович возлагал обыкновенно на Орлова чрезвычайные миссии, когда не хотел поручать то или другое деликатное дело обыкновенным дипломатическим агентам, и Орлов всегда точно выполнял высочайшие повеления, избегая проявлять свою личную инициативу.

С первых же дней нового царствования стал выдвигаться и П.А. Клейнмихель. С 1812 г. Клейнмихель служил у Аракчеева и быстро начал возвышаться, главным образом с 1819 г., когда он был назначен начальником штаба военных поселений. Первое знакомство с Клейнмихелем Николая Павловича относится, как было сказано выше, еще к 1814 г. Генерал-адъютант с 1826 г., дежурный генерал Главного штаба Е. В. с 1831 г., Клейнмихель был ближайшим помощником Николая как член многочисленных комиссий по вопросам о перереформировании армии и флота и как заведывавший различными сооружениями и постройками. Когда в конце тридцатых годов возник вопрос о сооружении в России железных дорог – дело, которое близко принимал к сердцу император Николай, – Клейнмихель был один из немногих, высказывавшихся за этот новый способ сообщения, чем окончательно завоевал доверие государя. В 1845 г., после смерти Толя, Клейнмихель был назначен главноуправляющим путями сообщения и публичными зданиями. С этого времени значение Клейнмихеля чрезвычайно вырастает и выходит далеко за пределы сферы его непосредственного управления, покрывая собой тот развал, к какому приходит теперь вся николаевская система. В лице Клейнмихеля как бы возрождается Аракчеев.

С обоими своими братьями Николай Павлович в течение всего своего царствования сохранил теплые дружеские отношения. Что касается цесаревича Константина Павловича, то в отдельных случаях приходится отмечать его влияния на политику Николая. Михаил Павлович, напротив, держался в стороне от большой политики, замкнувшись в сферу артиллерийского управления и забот о военно-учебных заведениях.

13 июля 1826 года правительство обратилось к обществу с манифестом о совершении суда над участниками заговора 14 декабря. Этот манифест заключал в себе как бы программу предстоящего царствования. Оповещая об очищении общества «от следствий заразы, столько лет среди него таившейся», от «зла долголетнего», манифест объявлял «умысел, составленный горстью извергов», «не в свойствах, не во нравах русских»: «сердце России для него было и всегда будет неприступно». Одновременно с этим предуказывались и те средства, какими, по мнению правительства, зло могло бы быть предупреждено в будущем. Родителям рекомендовалось обратить «все их внимание на нравственное воспитание детей. Не просвещению, но праздности ума, более вредной, нежели праздность телесных сил, – недостатку твердых познаний должно приписать сие своевольство мыслей». Домашнему воспитанию ставилась цель «приуготовлять нравы и содействовать видам…» правительства. «Дворянство, ограда Престола и чести народной», должно было стать «и на сем поприще, как на всех других, примером всем другим состояниям» и способствовать «усовершению отечественного, природного, не чужеземного воспитания». Государственная служба указывалась как род занятий, предпочтительно свойственный дворянству: «Для него отверзты в отечестве Нашем все пути чести и заслуг. Правый суд, воинские силы, разные части внутреннего управления – все зависит от ревностных и знающих исполнителей». «Все состояния» призывались «соединиться в доверии к Правительству». Опираясь на положение, что в России «любовь к Монархам и преданность к Престолу основаны на природных свойствах народа», манифест провозглашал начало реформ сверху и определял ту сферу и ту ступень сотрудничества, которая оставлялась за обществом. «Не от дерзновенных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше усовершаются постепенно отечественные установления… В сем порядке постепенного усовершения всякое скромное желание к лучшему, всякая мысль к утверждению силы законов, к расширению истинного просвещения и промышленности, достигая к Нам путем законным, для всех отверзтым, всегда будут приняты Нами с благоволением».

С манифестом 13 июля интересно сопоставить другой документ. Указанными в начале настоящего очерка результатами не исчерпывается значение для политики николаевского царствования «дела декабристов». Знакомство с этим делом, те показания, какие давали обвиняемые, не ограничивавшиеся иногда ответами на предлагаемые им вопросы и излагавшие в пространных письмах к самому государю мотивы, приведшие их к образованию тайного общества, и недостатки государственного и общественного строя – все это раскрыло перед глазами Николая широкую картину современной русской жизни в ее отрицательных сторонах. По поручению государя в конце 1826 г. правителем дел Следственной комиссии А.Д. Боровковым был составлен свод показаний декабристов по вопросу о внутреннем состоянии государства, который и был представлен им 6 февраля 1827 г. Этот свод всегда находился с этого времени в кабинете у Николая, и он часто его перечитывал; два других его экземпляра были переданы им цесаревичу Константину Павловичу и председателю Государственного Совета и Комитета министров кн. Кочубею. Достигший уже к этому времени видного положения, не чуждый литературе и переживший свою пору довольно невинного либерализма, а теперь исполнительный чиновник, Боровков использовал для своего свода показания, главным образом Пестеля, А. Бестужева, Батенкова и Штейнгеля. Сохраняя зачастую не только их мысли, но и выражения, он систематически излагает все те причины современного неустройства, на которые указывали декабристы. Резюмирует он и те пожелания, которые высказывали декабристы, но значительно смягчает их, придает им субъективное освещение и совершенно обходит вопрос о политическом переустройстве («откинув, как он выражается, пустословие»). В этой своей части свод Боровкова может быть, таким образом, рассматриваем скорее как план тех преобразований, которые признавались правительством как приемлемые, в пределах провозглашенной им программы. Не преминув воспользоваться соответствующими указаниями декабристов, чтобы подчеркнуть, что «в течение двадцати четырех лет само правительство, как млеком, питало юношество свободомыслием», Боровков отмечает прежде всего недостаток в России «твердых, ясных и коротких законов» и «чрезмерную сложность судопроизводства». Следующая причина неустройства – недостаток в управлении «твердого положительного плана». «Учреждение о губерниях изменилось в существенных основаниях: губернаторы присвоили себе всю местную власть»; «коллегии уничтожены»; «сенат, это хранилище законов… обращен в простую типографию, подчиненную каждому лицу, пользующемуся доверенностью монарха»; «учреждение министерств… составлено было на скорую руку»; «ничего невозможно было придумать лучшего к прикрытию всех беспорядков перед государем и выставке одного его лица перед народом», как Комитет министров; к тому же «по множеству частных случаев учреждали разные комитеты с такой же силой, как и главный». Вследствие всего этого «верховное правительство в последние годы… расшаталось, потеряло единство и представляло нестройную громаду». С другой стороны, недостаточность и неравномерность распределения жалованья чиновникам порождает среди них неудовольствие и способствует взяточничеству.