Владимир Пашуто - Героическая борьба русского народа за независимость (XIII век)

Некоторые статьи «Русской Правды» были направлены на борьбу с побегами крестьян-«закупов», холопов; холопов карали за побег по усмотрению господ, а лично зависимых крестьян превращали в холопов [95] См. Правда Русская, I, М.—Л. 1940, ст. 32, 56, 112. .

В публицистике того времени можно найти черты, характеризующие положение бедняка в феодальном мире, где по словам Даниила Заточника, «богат возглаголеть — вси молчат и вознесут его слово до облак; а убогий возглаголеть — вси на нь кликнуть». Даниил знал, что такое работное ярмо, так как, по его словам, сам некогда «под работным ермом пострадах» и понял, что горьки «работные хлебы», как полынь.

Из взаимных обличений идеологов отдельных групп феодалов можно почерпнуть некоторый материал о положении трудящихся. Игумен Феодосий, выставляя церковников в качестве «благодетелей» народа, говорил киевскому князю, что княжеские холопы «многажды же и биеми суть от приставник…» [96] Патерик, стр. 40.

Даниил Заточник понимал, что на протест народ толкает прежде всего нужда, что «лепше смерть, нежели продолжен живот в нищете» [97] «Слово Даниила Заточника», стр. 10. . Но Даниил — дворянин и твёрдо уверен в незыблемости своего класса и его основы — крепостничества; как бы ни был «горделив» и «буяв» холоп, но «укору ему своего не избыти: холопья имени».

Социальная демагогия была равно присуща всем группам господствующего класса, поэтому и Даниил, как сторонник княжеской власти, превозносил «смердолюбие» «хороших» князей, противопоставляя их боярской знати. Подобным же образом ещё Владимир Мономах в «Поучении» старался показать своё мнимое «смердолюбие»: он-де не давал смерда «сильным обидети», с посадниками не считаясь, «сам творил, что было надобе», — а что именно было «надобе», видно из Пространной Правды (одним из составителей её был Мономах), в которой немало внимания уделено борьбе с крестьянскими побегами, «татьбой», «поджогами» и «разбоем».

Крестьянский «разбой» и «татьба» волновали и духовную знать. Не случайно авторам «Патерика» пришлось среди поучительных историй о «подвигах» монахов не раз упомянуть о нападениях «татей» на монастырь с целью «красти» богатое монастырское «имение» и сёла монастырские. В глазах церковников такие действия стояли в ряду со стихийными бедствиями или войнами: «имение» гибнет «напрасно: ратью или татьми или огнем» [98] Патерик, стр. 87. .

Крестьянскую «татьбу» как явление социальное законодательство отличало от воровства в «своей», феодальной среде, где действовал принцип: не пойман — не вор. Например, новгородский епископ Нифонт (XII в.) на вопрос попа Кирика о том, можно ли ставить в дьяконы человека проворовавшегося, отвечал «Аже будет… татьба велика, а не уложат ее отай (не уладят дело без огласки), но силну прю составят перед князем и перед людьми (доведут дело до публичного разбирательства в княжем суде), то не достоит того ставити дьяконом; а ежели окрадется (проворуется), а то уложит отай, то достоит» [99] См. Б. А. Романов. Люди и нравы Древней Руси, Л. 1947, стр. 21. .

Народ, видя в церковниках своих угнетателей, боролся с ними. Одним из средств протеста было уклонение от церковных служб. Не случайно церковники-летописцы сетовали на то, что народ предпочитает свои «игрища», на которые собирались «людии множество» с трубами, гуслями и т. п., «а церкви стоят» пустые и, «егда же бывает год (время) молитвы, мало их (людей) обращается к церкви» [100] НПЛ, стр. 188–189. . Об этом же говорит «Слово о поучении церковном», которое приписывается крупнейшему проповеднику Кириллу из Турова (XII в.): «Аз убо, друзи и братия, надеяхся на всяку неделю боле собрати люди в церковь, да послушают божественных словес; ныне же мене приходит…» [101] «Памятники древнерусской церковно-учительной литературы», вып. 1, СПБ 1894, стр. 175. Укрепляя феодальную идеологию, церковники яростно преследовали народное искусство — игры, пляски, песни и т. п.

Народный протест выливался в разнообразные формы. Из княжеских уставов, определявших права церкви, мы узнаём, что к церковному суду привлекались те, кто участвовал в хищении имуществ церкви; кто «подсекает» придорожные кресты; на суд вели и тех, кто на стенах церквей «режють» разного рода надписи, и т. п. [102] ПРП, вып. 1, М. 1952, стр. 241, 245.

Классовая борьба обострялась во время периодически повторявшихся неурожаев и голодовок. Феодалы и купцы пользовались народной нуждой и спекулировали хлебом, солью и т. п. Большой голод не раз возникал в Новгороде. Так, в 1128 г. здесь было «лютое» время; богачи продавали осьмину [103] Осьмина составляла около 28,66 кг (см. Л. В. Черепнин. Русская метрология, стр. 28, 43). ржи по гривне, обрекая бедняков на голодную смерть, и «ядаху людие лист липовый, кору березову, инии молиць (шелуху) истолокше, мятуче (мешая)… с соломою»; многие умерли: и лежали «трупие по улицам, и на торгу, и по путем, и всюду». Ещё страшнее был голод 1230 г., вызвавший открытый протест городской бедноты.

Классовая борьба иногда выливалась в народные движения — восстания крестьян и городской бедноты. Народные движения различной силы засвидетельствованы летописями XII–XIII вв. неоднократно и по всей Руси. Классовая борьба оказывала влияние на изменение форм политического строя.

В этом отношении особенно показательно крупное восстание крестьянства и городской бедноты в Новгородской земле в 1136 г., охватившее помимо Новгорода также Псков и Ладогу. Восставшие собрали вече и «сдумаша яко изгоните князя своего». Среди обвинений, предъявленных князю, на первом месте стояло обвинение в том, что он «не блюдеть смерд» — это ярко характеризует смысл восстания. Антифеодальное восстание переплелось с политической борьбой Великого Новгорода за самостоятельность и привело к тому, что князь был взят под стражу, а затем и изгнан. Новгородская земля вышла из-под власти киевских великих князей. Но плоды восстания присвоили бояре: к ним перешла власть в Новгородской земле. Правда, своеобразие расстановки классовых сил заставило их признать республиканский строй — в Новгороде образовалась феодальная республика.

Во Владимиро-Суздальской земле крестьянское движение произошло в 1174–1175 гг. Поводом к нему явилось выступление части разбогатевших дружинников, которые, сомкнувшись с недовольным боярством, изменили князю Андрею Юрьевичу; князь был убит, а его замок — Боголюбове — разграблен. Власть захватили бояре. Боярские распри и грабежи привели к взрыву накопившегося недовольства, крестьян, тогда «много зла» совершилось в волости князя, сообщает летописец, крестьяне «посадников и тиунов домы пограбиша, и самех и де[т]ские его и мечникы избиша, а домы их пограбиша» [104] ПСРЛ, т. II, стб. 592. , т. е. крестьяне истребляли местную администрацию — посадников, судей-тиунов, мечников, детских и т. п., — состоявшую из бояр и дворян. Восстание охватило и Владимир. Крестьяне, которых княжеский летописец именует «грабителями», «и ись сел приходяче грабяху». Восстание напугало феодалов и заставило их искать помощи сильного князя. Местные города, опасаясь самовластья бояр, которые «многу тяготу людей… створиша продажами и вирами», тоже поддерживали сильную княжескую власть. Мы не знаем, как было подавлено восстание, но, видимо; новый князь Всеволод использовал это выступление для борьбы против боярства. В конечном итоге именно князю достались многие боярские владения.