Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

Не последнюю роль в консолидации «консервативных» сил на Дальнем Востоке и в создании харбинской модели «всероссийской власти» сыграл генерал Флуг, командированный в Сибирь Корниловым еще в феврале 1918 г. Как он свидетельствовал в своих воспоминаниях, ему удалось убедить Хорвата пойти на самопровозглашение Временным Правителем России, причем сделано это было в полном соответствии с указаниями погибшего командующего Добровольческой армией и на основании его «Конституции». Следует отметить, что сведения о гибели Корнилова и кончине Алексеева были получены на Дальнем Востоке только в ноябре 1918 г.; во Владивостоке прошли заупокойные службы.

Неординарно был «решен» вопрос о легальности власти: «Юридическим обоснованием являлось то обстоятельство, что он (Хорват. – В.Ц .), как назначенный Временным правительством на пост комиссара в полосе отчуждения Китайско-Восточной железной дороги и никем с этого поста не смененный, продолжал фактически исполнять обязанности по должности комиссара, сохраняя, таким образом, характер агента последнего законного, признанного союзными державами правительства России» (3).

Духом правопреемственности от Временного правительства было отмечено «Воззвание» Хорвата «К населению России»: «Русские люди, ставящие выше всего благо Родины, в целом ряде обращений ко мне призывали меня, как единственного оставшегося у власти представителя Временного правительства, выступить на спасение гибнущей Родины, взять на себя всю полноту государственной власти. Глубоко веря в светлое будущее великого русского народа, повинуясь сознанию долга перед Родиной и внимая голосу бескорыстно стремящихся к спасению Отечества русских людей, я решил взять на себя полноту государственной власти впредь до восстановления, при содействии народа, порядка в стране и до созыва свободно избранного Учредительного Собрания, которое установит образ правления Российского государства» (4). Подобное изъявление «правопреемственности» проявлялось, например, и в заявлениях российских посольств за границей – они также претендовали на роль выразителей «общегосударственной власти».

Перейдя границу и заняв ст. Гродеково в Приморской области, генерал Хорват первым из всех представителей российского Белого движения заявил о себе как о всероссийском Правителе (9 июля 1918 г.). Временный характер своей власти сам Хорват объяснял тем, что при появлении «правомочного органа где-либо на остальной территории России» или другого («более компетентного») лица, например генерала Алексеева, он готов передать ему власть. При этом делалась оговорка: «… когда по условиям связи такая передача окажется фактически возможной» (5).

Формирование правительственного аппарата предполагалось уже не созданием представительно-коалиционных структур, а переходом к модели беспартийного, «профессионально-делового» правительства, полномочия которого ограничивались бы сугубо техническими, административными функциями. Был создан т. н. Деловой Кабинет, название которого достаточно ясно указывало на характер его работы. Состав Кабинета был небольшим – всего 8 управляющих ведомствами (не министров). Из лиц с общероссийской известностью в этот состав входили, например, крупный промышленник и финансист А. И. Путилов, высокопрофессиональный инженер-железнодорожник, работавший еще в Императорском министерстве путей сообщения, Л. А. Устругов (входил до этого в состав ВПАС, а после вошел в состав Совета министров Временного Всероссийского правительства). Управляющий военным ведомством генерал Флуг и прибывший вместе с ним с Дона полковник В. А. Глухарев представляли белый Юг России, что символизировало единство двух центров Белого движения. В письме генералу Гришину-Алмазову Флуг писал о создании «государственной власти, в состав которой вошли объединившиеся на деловой беспартийной платформе общественные деятели Сибири и Европейской России; «…по мере освобождения Русской территории от большевиков сформировавшаяся власть прежде всего озабочена воссозданием былой мощи страны на основах строгой дисциплины и непричастности армии к политике…» (6).

В политико-правовом аспекте истории Белого движения события на Дальнем Востоке примечательны тем, что здесь впервые была провозглашена персональная власть Правителя России (пока еще не Верховного, а Временного), на что тогда не решалось официально даже военно-политическое руководство белого Юга (не говоря уже о различных «областных» властях). Появился новый термин, сложилась новая политическая модель: диктатор и при нем «деловой кабинет» (беспартийный), не имеющий полномочий верховной исполнительной власти и подчиненный Правителю, по аналогии с Особым Совещанием при Главкоме ВСЮР. Тем не менее реальная политическая сила в пределах Приморья оказалась не у ВПАС и не у Хорвата, а в руках Межсоюзнического комитета, составленного из военных и дипломатических представителей воинских контингентов, высадившихся во Владивостоке.

С появлением «хорватовского кабинета» усилилось его противостояние с ВПАС. Временного Правителя России обвиняли в совершении «ложных и опасных шагов», в «расколе» и т. д. Примечательна в этом отношении переписка бывшего комиссара Временного правительства на Дальнем Востоке А. Н. Русанова с князем Кудашевым. В письме от 18 июля Русанов стремился убедить российского посланника в Китае, что «в данное время» «коалиция всех живых сил страны – единственный путь спасения… освобождения всей России от большевизма и германизма». Показательна и его характеристика неприемлемости военной диктатуры (во многом схожая с оценкой Н.И. Астрова и В. А. Мякотина на Юге России): «Диктатором себя никогда не объявляют, диктатор начинает действовать, опираясь на определенную реальную силу, которой нет ни у генерала Хорвата, ни у тех лиц, которые вошли в т. н. «деловой» совет и которые всю ответственность за свою авантюру переложили на генерала Хорвата». Русанов был уверен в актуальности «соглашения между Харбином и Владивостоком», но «первым шагом к этому миру», по его мнению, «должен быть отказ генерала Хорвата от диктаторства, которое и в настоящее время ни при каких обстоятельствах приемлемо не будет. Генерал Хорват и его совет (кабинет. – В.Ц.) делают ту же ошибку, которую в свое время допускали крайние левые, отбрасывавшие из учета цензовую Россию, выбрасывая из учета русскую демократию» (7).

Но, несмотря на призывы «демократов» из ВПАС, его судьба была предрешена. «Троевластие» (ВСП, ВПАС, диктатура Хорвата) в Сибири и на Дальнем Востоке не могло продолжаться долго. После соединения войск Сибирской армии и Приморской группы на ст. Оловянная, состоявшегося 31 августа, антибольшевистская Сибирь объединилась с Дальним Востоком. Во Владивосток выехала делегация во главе с премьером ВСП Вологодским. После коротких, но интенсивных переговоров с «дерберовским кабинетом» Вологодскому удалось добиться «самороспуска» ВПАС и «переназначения» Хорвата на должность (на правах министра) Верховного Уполномоченного ВСП по Дальнему Востоку (указ ВСП от 28 октября 1918 г.). По административно-территориальному делению в 1918–1920 гг. теперь власть Хорвата распространялась на Амурскую, Приморскую, Сахалинскую и Камчатскую области, а также на полосу отчуждения КВЖД. Эти территории обобщались понятием «Дальний Восток». Согласно разработанному «Временному Положению о Верховном Уполномоченном Временного Правительства на Дальнем Востоке», место Делового Кабинета у Хорвата заменили помощники по военной и гражданской части (своего рода «вариант» региональной Директории) и Совет Верховного Уполномоченного. Помощник по гражданской части назначался ВСП по представлению Хорвата, а помощник по военной части представлялся военным министром ВСП по согласованию с Хорватом.