Василий Цветков - Белое дело в России, 1917–1919 гг.

В 1919 г. одним из путей политического развития признавалось создание коалиционных органов управления (модель, предлагаемая ВНЦ и кадетской партией). Но при этом принцип приоритета единоличной власти должен был оставаться неизменным. Как заявлялось, например, в постановлениях Харьковского совещания кадетской партии (3–6 ноября 1919 г.), необходимо, «чтобы вновь создаваемые органы, привлекая общественные силы на служение государству и объединяя разрозненные ныне области к совместной государственной деятельности, никоим образом не подрывали и не колебали основ национальной диктатуры» (3).

Не только кадровые перемены в уже существующих правительственных структурах могли улучшить политическую систему, создаваемую Белым движением в 1919 г. В условиях, когда бюрократический аппарат оказывался недостаточно эффективным, большинство политиков считало, что изменить положение сможет введение представительной практики, привлечение к управлению максимально широкого круга общественных организаций, органов местного самоуправления, кооперации, учреждений образования, церковных приходов. По мнению Гинса, «чиновничий аппарат, находясь в постоянном и тесном сотрудничестве с общественными деятелями, избегнет нежизненных бюрократических тенденций» (4). В 1919 г. сотрудничество «власти и общества» выразилось в создании ряда правительственных «комиссий» по образцу Особых Совещаний периода Первой мировой войны. В белой Сибири (помимо структур, рассмотренных в предыдущих разделах) на этой основе работали Совет по делам местного хозяйства (в его составе участвовали представители сибирских земств и городов), Совет Государственного Контроля (по одному представителю от земских и городских самоуправлений), Совет при министре торговли и промышленности (по три представителя от Совета кооперативных съездов, один – от объединения частных банков и два представителя от земств и городов). Междуведомственное совещание по рабочим вопросам на водных путях, комитет по внешней торговле, Совещание при уполномоченном по уральской промышленности, присутствие по государственному промысловому налогу, попечительные Советы по делам государственного призрения, тарифный Совет – все эти многочисленные структуры должны были действовать во взаимодействии с различными общественными организациями и местным самоуправлением (5). Позднее, в эмиграции, именно Гинс выступил защитником идеи политической системы, основанной на тесном сотрудничестве, «соработничестве» аппарата управления и органов самоуправления, рассматривая это в контексте философии «солидаризма» (6).

На белом Юге также создавались структуры, ориентированные на взаимодействие бюрократического аппарата и «общественности». Так, например, профессор В. И. Савицкий еще в конце 1918 г. подготовил проект «Положения о постоянном Экономическом Совещании при Главнокомандующем Добровольческой Армии». Основными задачами Совещания признавались: «Положить правильные основы экономической политики, преследующей интересы Единой России… содействовать скорейшему восстановлению нашей промышленности, внутреннего и внешнего товарообмена… всемерно помочь Добровольческой Армии в удовлетворении насущных ее нужд по обеспечению средствами, по снабжению, транспортом». В его состав, наряду с «представителями Ведомств – военно-морского, дипломатического, торговли, промышленности и снабжения, финансов, путей сообщения и земледелия», предполагалось ввести «представителей от биржевых комитетов, обществ фабрикантов и заводчиков», «лиц, сведущих теоретически или практически в вопросах промышленности, торговли, сельского хозяйства, финансов, транспорта». В довершение всего такой состав предполагался лишь после утверждения списка кандидатов, представленного Особым Совещанием (7). Астров и управляющий отделом продовольствия Маслов, в предположении скорого вступления ВСЮР в Московский регион, разработали проект Комиссии по снабжению Москвы и районов, занятых Добровольческой армией, продовольствием и топливом. Статус Комиссии определялся как «высшее государственное установление»: работе Комиссии «никакое правительственное место или лицо не дает предписаний и не может требовать от нее отчета», ее председатель «подотчетен только Главкому ВСЮР и только после окончания работы Комиссии». В ее составе намечались представители управлений торговли и промышленности, продовольствия, финансов, путей сообщения, земледелия и землеустройства, внутренних дел, Государственного Контроля, Всероссийского Союза городов, Всероссийского Земского Союза, Всероссийского Центрального Союза потребительских обществ, народного и коммерческих банков, военно-промышленного комитета, Всероссийского Союза торговли и промышленности. Комиссия могла направлять запросы в правительство, частные компании и общественные организации, налагать секвестр на имущество промышленных предприятий, проводить реквизиции, устанавливать предельные цены на тот или иной товар (8).

Таким образом, на белом Юге России даже в период явного преобладания принципов «единоличного правления» не было заметного противостояния «власти» и «общества». Наследие 1917 г., выразившееся, в частности, в чрезмерной «политизированности» общественности, оказывало определенное влияние на правительственный курс. Это напрямую зависело от положения на фронте. Когда белые армии были близки к успеху и обозначились перспективы «раздела власти», росли интриги, стремления «захватить портфели» в правительственных структурах. Когда же на фронте происходили неудачи, «общественность» усиливала критику правительственного курса. Как правило, подобные проявления сводились к замене «обанкротившейся бюрократии» «новыми, передовыми людьми». По замечанию Гинса, «общественность… рабски преданная трафарету, жаждала парламента». Особенно ярко это проявилось в период декабря 1919 г. – марта 1920 года. (9). В таких условиях соблюдение принципа независимости верховной власти, ее определенной авторитарности, представлялось необходимым. Как отмечал летом 1919 г. Астров, «организовать сейчас правильное представительство (то есть на основе выборов) невозможно, и к этому не стоит стремиться; организовать сейчас правильное представительство… – это значило бы связать волю высшей единоличной власти и парализовать великое значение принципа военной диктатуры (!), совершенно неизбежного и единственно благодетельного в условии переживаемого времени» (10).

В противоположность лидерам «демократической контрреволюции», работавшим в составе Уфимской Директории, Комитете Членов Учредительного Собрания, Временного правительства автономной Сибири и Временного Сибирского правительства, отрицавшим любую форму единоличного правления как «реакционную», Верховный Правитель России адмирал Колчак утверждал, что в условиях войны принцип единоначалия неизбежен: «Меня называют диктатором. Пусть так. Я не боюсь этого слова… Как Сенат Древнего Рима в тяжкие минуты государства назначал диктатора, так Совет Министров Российского государства в тягчайшую минуту нашей государственной жизни… назначил меня Верховным Правителем». Многие из «общественных структур», поддерживавших Белое движение в 1919 г., исходили из того, что лучшей формой правления для эффективной борьбы с советской властью, опиравшейся, как считалось, на жесткий аппарат командования и подавления, может быть только военная диктатура, что ради скорой «победы над большевизмом» можно «поступиться принципами» и признать приоритет (хотя бы временный) военно-бюрократических моделей над общественно-представительными. Лидер ВНЦ Федоров так определил эту, типичную для данного периода истории Белого движения, позицию: «Для установления государственности в России нужна прежде всего военная сила… эта военная сила является не только силой, которая должна сломить большевизм, но которая должна окончательно успокоить страну. При создавшейся обстановке власть должна быть тесно связана с военной силой и должна находиться в руках одного лица, стоящего во главе этой силы. Создать власть путем теоретических построений сейчас нельзя. Вот почему мы относимся отрицательно ко всяким проектам организации Директории, к проектам организации власти путем созыва разных государственных совещаний… Задача диктатуры заключается в том, чтобы успокоить страну и довести ее до той постоянной общероссийской власти, которая должна быть создана Народным Собранием, вполне выражающим волю народа. Задача временной власти, обладающей чрезвычайными полномочиями, заключается в том, чтобы довести страну до такого положения, при котором созыв такого Народного Собрания стал бы действительно возможным». Сподвижник Федорова по Национальному Центру Астров так осмысливал роль «диктатора»: «Когда стихийный процесс революции разрушил государственные скрепы, когда овладеть революцией могла только личность или течение, возникшее из самой стихии революции. Мы же старались создать диктатуру из сил вне революционной стихии. В этих условиях и диктатура и демократические формы, которые так отстаивали социалисты – не привели бы к желанным результатам» (11).