Евгения Прусская - Французская экспедиция в Египет 1798-1801 гг.: взаимное восприятие двух цивилизаций

Сочинения французских путешественников Савари и Вольнея, появившиеся относительно незадолго до вторжения Франции в Египет, описывали его как богатую, плодородную страну, сулящую немалые выгоды завоевателям и открытия исследователям, — страну, которую легко сумеет покорить современная европейская армия. Причем взгляд Савари был полон романтизма и идеализации, в то время как Вольней более трезво смотрел на вещи, подчеркивая суровость и непривычность для европейца окружающей среды в Египте. Тем не менее оба автора считали, что при мудром управлении Египтом экономика страны расцветет. Таким образом, лейтмотивом этих сочинений является мысль о цивилизаторской миссии европейцев, подкрепленная идеей Века Просвещения о том, что утраченные египтянами знания им помогут вернуть европейцы.

Этот же мотив воспроизводился и в официальной трактовке образа Востока на страницах газеты Courrier de l'Egypte и журнала Décade Égyptienne , в письмах и журналах участников экспедиции. Французы изначально считали себя выше египтян в политическом, военном, культурном и иных аспектах, в результате чего на страницах прессы встречались саркастические характеристики местного населения, а солдаты насмехались над некоторыми верованиями или привычками жителей Египта.

Но если Савари и Вольней намекали на то, что «освободителей» египтян от «тирании мамлюков и османов» может поддержать какая-то часть населения, то в действительности французы столкнулись с упорным сопротивлением подавляющего большинства местного населения, хотя некоторая его часть и пошла на сотрудничество с оккупантами. Потому для поддержания боевого духа солдат Восточной армии ее командование пыталось на страницах Courrier de l’Égypte и Décade Égyptienne изобразить местных жителей настоящими друзьями французов, которые им бесконечно благодарны, рады их прибытию и готовы перенимать их обычаи. Также пресса Восточной армии формировала образ Египта как богатой и плодородной страны.

Коллективные представления о Египте, отразившиеся в корреспонденции и дневниках участников экспедиции, перекликается как с впечатлениями Савари и Вольнея, так и с пропагандистской трактовкой образа Востока: население порабощено и невежественно, процветает деспотизм. В большинстве своем французы ожидали увидеть богатый край, но они столкнулись с нищетой и крайне негативным отношением местного населения. Безусловно, более всего участников экспедиции разочаровали идеализированные описания Савари. Солдаты и ученые в массе своей не замечали потенциальных богатств Египта, о которых писали и Савари, и Вольней, и пресса Восточной армии, и мечтали лишь об одном — вернуться домой. Официальный образ местного населения как благодарных французам друзей не соответствовал тому, что писали о египтянах участники экспедиции в своих дневниках и письмах.

Тем не менее ряд общих суждений был высказан и путешественниками на Восток в период, предшествующий экспедиции, и ее участниками — о невежестве местного населения и об исламе как религии фанатизма, которой мусульмане слепо преданы. Контактируя с местным населением и Бонапарт, и простые солдаты, пытались в своих целях использовать религиозность египтян. По их мнению, именно фанатизм, а не политика и действия оккупантов лежал в основе восстаний против последних.

Убедив себя в дикости и жестокости восточных людей, французы и сами поступали по отношению к ним так, как едва ли позволили бы себе поступить по отношению к европейцам. В повседневной практике оккупанты постоянно нарушали те самые лозунги и принципы, которые начертала на своих знаменах Французская революция и которые они, объявив себя «освободителями» Египта от османского и мамлюкского «деспотизма», якобы принесли с собой в эту страну. Если во Франции революция запретила работорговлю, ввела равное для всех сословий правосудие и налогообложение, то на Востоке ее солдаты и офицеры владели и торговали рабами, казнили без суда и всеми способами вымогали деньги у населения. Считая, что египтянам, «привыкшим жить в рабстве», понятен только язык насилия и страха, французы вели себя по отношению к ним соответствующим образом. Существовавший в сознании французов образ Востока определял их повседневную практику в Египте: идеи революции трансформировались здесь в идеи цивилизационного превосходства, положив начало эпохе колониализма на этой территории.

Надо отметить, что в изученных источниках, особенно личного происхождения, нередко встречается понятие «восточные люди» (les Orientaux), которым приписываются определенные черты (праздность, инертность, мрачность и т. д.) или неприемлемые для французов обычаи. Подобные обобщения способствовали формированию стереотипов о «восточных людях», живущих в необычном и неуютном для европейцев восточном городе, носящих непохожую на европейскую восточную одежду, слушающих «дикую» для западного человека восточную музыку и наслаждающихся неприличными, с точки зрения европейца, восточными танцами. Очевидно, что слово «восточный» в этом перечне можно заменить словом «другой» — ведь именно на фоне другой культуры французы осознавали себя нацией, отличной от «восточных людей» и превосходящей их. К тому же, после Французской революции и успешных революционных кампаний был сформирован концепт Grand Nation как определения новой французской общности {782}. Как видно из дневников и корреспонденции, участники экспедиции считали, что выполняют великую миссию распространения достижений революции, что вызывало у них чувство превосходства по отношению к местным жителям, не вкусившим ее благ, хотя сами завоеватели и не следовали провозглашенным ею принципам. Правда, случалось, что частные контакты с местными жителями порой меняли отношение к ним у некоторых из участников похода, однако это было скорее исключением, чем правилом.

Восприятие Востока участниками экспедиции вполне соответствовало устоявшимся в Новое время стереотипам: Египет представал как страна рабства и деспотизма, ислам как религия, способствующая сохранению такого состояния. И все-таки экспедиция внесла и новое в эту картину восточного мира: представления о богатствах Египта, отраженные на страницах сочинений путешественников XVIII в., не нашли подтверждения в глазах большинства участников похода, а загадочная древняя цивилизация Египта обрела реальные черты и стала объектом не только романтического восхищения, но и научного исследования. Египет же того времени, если и потерял свой манящий флер загадочной восточной страны, то лишь для побывавших там французов, среди остальной части европейского общества эта экспедиция вызвала настоящий всплеск интереса к Востоку, который нашел отражение в живописи и литературе XIX в., проникнутых романтическими, пленительными и чувственными образами восточных стран. Египетский поход породил «моду на Восток» в Европе, хотя получившие там распространение художественные образы «восточной» жизни были слабо связаны с тем, что в действительности увидели участники похода.