Чарльз Рууд - Фонтанка, 16: Политический сыск при царях

Летом 1905 г. портовый город оказался в эпицентре революционных событий. Одесские власти болезненно переживали унижение трех июньских дней, когда мятежный броненосец «Потемкин» держал город под прицелом 12-дюймовых орудий. После ухода броненосца градоначальник Д.Б. Нейдгардт дал приказ обучить всех полицейских прицельной стрельбе и обращению с холодным оружием. По свидетельству военных, «городовые упражнялись в действиях шашками на чучелах, на которых имелись надписи «забастовщик», «студент» [565] Ревизия г. Одессы сенатором A.M. Кузминским // РГИА, ф. 1536, оп. 1, д. 2, л. 64 об. .

Осенью обстановка в городе с каждым днем становилась все более напряженной. По словам полицмейстера А.Д. фон Гебсберга, 16 октября «среди евреев разнесся слух, что в Петербурге и Москве идет на улице побоище и не хватает перевязочных средств, в университете были ранены 4 городовых и 1 жандарм. В свою очередь полиция арестовала 214 человек — из этих 197 евреев».

18 октября пришло сообщение о манифесте. Нейдгардт приказал снять с постов 853 городовых и оставил город во власти отрядов самообороны из студенческой и еврейской молодежи. Зато на следующий день, когда начались «патриотические» манифестации, полицейские в штатском вновь показались на улицах. Сенатор A.M. Кузминский, расследовавший погромные преступления в Одессе, отмечал, что городовые стреляли в воздух, а затем показывали солдатам на дома, где якобы засела самооборона. «Многие околоточные надзиратели, — говорилось в его докладе, — действовали заодно с городовыми и зачастую предводительствовали толпами хулиганов» [566] Киевский и одесский погромы в отчетах сенаторов Турау и Кузминского. С. 160. . Командующий военным округом барон Ка-ульбарс заявил представителям гражданской администрации о недопустимости участия полиции в беспорядках, но тут же заметил: «Все мы в душе сочувствуем погрому». Градоначальник Нейдгардт, к которому обратилась за помощью еврейская делегация, ответил еще циничнее: «Вы хотели свободы, вот вам жидовская свобода».

Одесская полиция не являлась исключением. В местечке Орша Могилевской губернии околоточный надзиратель Раковский шел впереди толпы громил. Тайная полиция была косвенным образом причастна к гибели двух отрядов еврейской самообороны. Начальник Моги-левского губернского жандармского управления Поляков засвидетельствовал: «Жандармы из мест отправления самообороны телеграфировали в Оршу: «Прослушав о еврейском погроме в Орше, к вам собираются ехать местные члены самообороны» [567] Дело о погроме в Орше. СПб., 1909. С. 56. . На железнодорожной станции отряды самообороны поджидали полиция и погромщики со словами: «Вот сейчас с этим поездом демократы едут, мы им дадим». Оба отряда были уничтожены. По словам свидетелей, «людей убивали как скотов». Погибли 24 человека.

Самые кровопролитные побоища произошли в первые 3–4 дня после манифеста, затем угли конфликта догорали примерно 2 недели в отдаленных селах и деревнях. После начального замешательства власти пришли в себя. Однако в большинстве случаев это произошло, когда погромы уже начали затихать. Лишь немногие администраторы проявили решительность в разгар волнений. Среди них был саратовский губернатор П.А. Столыпин, который вернулся из отпуска во время погрома и тут же приказал войскам стрелять залпами по грабителям. Значительно реже проявляли инициативу полицейские чиновники. При этом противникам погромов приходилось сталкиваться с противодействием коллег. В 1903 г. в Гомеле уголовная полиция пыталась защитить еврейское население, тогда как жандармы играли роль подстрекателей. В 1905 г. в Ростове-на-Дону произошло обратное. Жандармское управление железной дороги вооружило отряд самообороны, а городская полиция сочувствовала погромщикам.

Иной раз начальники вступали в конфликты с подчиненными. В Рыльске (Курская губерния) помощник исправника Домбровский произнес речь, из которой, по словам погромщиков, «мы должны были понять, что нужно устроить погром». Однако исправник Зарин обратился к горожанам с просьбой восстановить порядок. «Явились охотники, и в скором времени группа горожан человек в тридцать с криками «ура» двинулась на громящих, которые сейчас же разбежались» [568] Курская жизнь. 1906. 13 июня. .

Следует отметить случаи, когда инициатива местных полицейских органов не была поддержана высшим начальством. Ротмистр Размариц запросил из Волынской губернии штаб корпуса жандармов: «Не признают ли возможным в случае возникновения еврейского погрома, о чем носятся слухи неопределенные, пропускать местных жителей порубежного Волочиска в Австрию без установленных документов» [569] ГАРФ, ф. 102, 00, 1905(2), д. 2000, ч. 1, л. П. . Но в Петербурге не одобряли действий, выходивших за рамки предписаний и циркуляров. На запрос жандармского ротмистра последовал категорический отказ.

Начиная с 1903 г. имперскому правительству приходилось учитывать, что бесчинства в черте еврейской оседлости вызывают международный резонанс. Граф И.И. Толстой, занимавший пост министра народного просвещения в кабинете Витте, отмечал в своих мемуарах: «Вопрос о погромах играл огромную роль в смутное время реформаторской деятельности правительства; как в России, так и за границей на каждый еврейский погром или даже слух о нем обращалось несравненно больше внимания, чем на все аграрное движение и даже на кровавые бунты солдат и матросов» [570] Воспоминания графа И.И. Толстого //ОР РГБ, ф. 218, к. 1290, д. 5. С. 380. . Добиваясь крупных иностранных займов, правительство должно было прислушиваться к мнению баронов Ротшильдов и других финансовых групп, руководимых банкирами-евреями.

Между тем все попытки наказать виновных блокировались сверху. Граф Витте описал один из таких эпизодов в своих воспоминаниях. Когда в Гомеле произошло очередное столкновение на этнической почве, Министерство внутренних дел провело расследование действий местной полиции: «Расследованием этим неопровержимо было установлено, что весь погром был самым деятельным образом организован агентами полиции под руководством местного жандармского офицера графа Подгоричани, который это и не скрывал». На заседании Совета министров прозвучало много возмущенных слов, был составлен журнал заседаний с требованием предать жандарма суду. Финал был совершенно неожиданным: «На этом журнале Совета министров государь с видимым неудовольствием 4 декабря (значит, через 40 дней после Манифеста 17 октября) положил такую резолюцию: «Какое мне до этого дело? Вопрос о дальнейшем направлении дела графа Подгоричани подлежит ведению министра внутренних дел». Через несколько месяцев я узнал, что граф Подгоричани занимает пост полицмейстера в одном из черноморских городов» [571] Витте СЮ. Воспоминания. Т. 3. М., 1960. С. 68. .