Александр Пресняков - Московское царство

Верхи великорусского боярства получают в ту же пору наименование «бояр введенных». Попытку таких авторитетных историков, как С.М. Соловьев и В.О. Ключевский, выяснить этот термин его определением по должностному положению этого боярства нельзя признать удачной. Конечно, мы встречаем введенных бояр на видных должностях центрального и областного управления – управителями дворцовых путей и наместниками-градодержцами, но не назначение на должность делало боярина «введенным». Вернее сказать, что великий князь, окружая себя боярами введенными, поручал («приказывал») им выполнение тех или иных правительственных функций – суд и управление, воеводство, наместничество и заведывание своим дворцом, казной или «путями» своего хозяйства. Само понятие «введенного» боярства, означенное столь искусственным термином, создано своеобразной эволюцией отношений, которая сдвоила смысл слова «боярин»: бытовой термин стал применяться к служилому положению высшей группы личного состава великокняжеского двора. Это положение выделяло боярина из боярских рядов, тем более из рядов вольных слуг вообще. В чем состоял «ввод», наши источники не поясняют, они дают только прилагательное «введенный». Но едва ли будет натяжкой представить себе этот ввод или это введение тождественным, по существу, с позднейшим «сказыванием» боярства молодому боярину, обрядом, который делал его «думным» боярином великого князя. Выделение из боярства группы введенных бояр надо представлять себе явлением аналогичным позднейшему выделению из состава «думного» боярства более тесной группы бояр «ближних» и «комнатных», ближайших советников и сотрудников великокняжеской власти.

Введенные бояре составили круг советников князя. Им он доверял в свое место существенные функции суда и управления. Термин оказался недолговечным, он уступает понятию о «думных» боярах, в составе которых повторилась затем сходная эволюция выделения ближних к власти верхов. Остальное боярство занимает второстепенные должности – путные и иные, и, поскольку не достигает приобщения к «думной» среде, тонет в рядовой вольной службе, сходит на уровень «детей боярских», дворян великого князя.

Но боярство не только служилый класс. Опорой его служилого положения был его собственный социальный вес, как, с другой стороны, влиятельное служилое положение питает, углубляет и развивает социальные преимущества и владельческую мощь боярства. Боярское землевладение, более или менее крупное, возникло в раннюю эпоху Киевского периода. С XI века имеем известия о боярских селах, где хозяйство ведется трудом невольной челяди либо полусвободных закупов. С ранних пор, по водворении на Руси монастырских учреждений и церковной иерархии, развивается и растет церковное землевладение, которое сложилось на Руси не по канонической форме владений всей Церкви, как цельного учреждения, а по вотчинному типу владений отдельных монастырей, митрополии, епископских, кафедр, церквей соборных и приходских. Это придало церковным земельным владениям характер «боярщин» - земельных вотчин, тождественных по объему и составу прав владельца с боярскими. Рядом с ними наиболее крупными землевладельцами были сами князья, с древнейших времен развивавшие собственное земледельческое и промысловое хозяйство. Сила вотчинного землевладения была в обладании средствами производства – трудовой силой холопов, скотом, запасами зерна, возможностью оборудовать новые хозяйства. Организующее руководство колонизацией порожних земель, подъем новин, постановка хозяйства на пустошах -область широкой деятельности для богатых владельцев. Первоначальный источник этого богатства – нехозяйственный: захват пленных на войне, дележ дани между князем и его дружиной, а затем – торговля так добытыми товарами, доставившая князьям и княжим боярам руководящую роль в древнейшей киевской торговле. Княжескому землевладению служило и властное положение князя. На его земли тянулись элементы населения, вышедшие по тем или иным причинам из привычной житейской колеи: холопы, выкупившиеся из холопства, вольноотпущенники, всякого рода «изгои» и свободные смерды-крестьяне, не выдержавшие трудных условий самостоятельного хозяйства в своей волостной среде. Весь этот люд шел на княжеские земли не только в поисках определенного хозяйственного положения, но и за покровительством, сильной защитой властного владельца. Те же мотивы вели этот люд на земли церковных властей, и на монастырские, в состав которых переходили из княжеского владения населенные имения путем пожалования. К исходу киевского периода во всех областях Руси заметен сильный подъем боярских привилегий и боярского землевладения, которое слагается по тому же типу, как княжеское и церковное. Землевладельческая вотчина, церковная или светская, становится замкнутым в себе мирком, экономическая характеристика которого в соединении крупного владения с мелким хозяйством, асоциально-политическая в значительном развитии вотчинного управления, судебно-административной власти владельца над всем населением его земли.

Экономическое и административно-политическое значение вотчинного землевладения растет и крепнет в северной Руси в течении следующих столетий. Роль монастырского и боярского землевладения весьма значительна в нараставшем процессе внутренней колонизации Великороссии. Это землевладение врезается клином в волостные территории, то подымая новину на земельной заимке в неразмежеванных пустошах, то захватывая земли и угодья, которые волость «извека» считала своими. На первых порах такие захваты часто и не вызывали возражений со стороны волостных общин. Но, разрастаясь и умножая свои починки и новые деревни, вотчинное землевладение постепенно все более утесняло развитие, всегда более медленное, волостного хозяйства, крестьянское пользование угодьями и новинами. И кроме земельного захвата, наступление вотчины на волость принимало иные формы – скупки у отдельных членов волости разработанных («жилых») участков богатым соседом, перехода на его землю части волостного населения ради «помоги», «ссуды» и покровительственно защиты. Теряя и земли, и угодья, и живую силу, крестьянская волость, сторона более слабая как экономически, так и социально, пыталась найти защиту в обращении к княжеской власти с жалобами на то, что «деревни и пустоши волостные разымают бояре, митрополиты и монастыри за себя» и что расходятся за бояр и за монастыри и за иных владельцев волостные «жильцы», бросая свои участки «в пусте» и тем ослабляя трудовую, и стало быть, и платежную силу волости.

Но вотчинное землевладение имело слишком большое значение для самой княжеской власти, чтобы она могла стать на сторону волости в этом конфликте. «Боярщина, -по выражению Н.П. Павлова-Сильванского, действительно была институтом не только землевладения, но и управления». Развитие вотчинного землевладения с присущей ему вотчинной властью стало существенным моментом в организации боевой силы и хозяйственных средств княжества рядом с путно-дворцовым и наместническим управлением. Боярство и духовенство, две живых и влиятельных опоры великокняжеской власти, могли особенно рассчитывать на ее заботу о своих интересах, об укреплении их социальной силы. А в то же время – дать им опору в своей власти значило для великого князя усилить свои связи с руководящим общественным слоем и свое влияние на него. Обе эти задачи великокняжеской власти определяют существо политики жалованных грамот.