Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Русская культура, конечно, неразрывно связана с государством и его историей, но она есть факт в настоящее время даже более важный и основной, чем самое государство. Есть Пушкин, есть Гоголь, есть Толстой; есть русская наука, которая, при всей ее отсталости и слабости, есть все-таки и абсолютно, и относительно очень крупная величина ; есть русское искусство, которое тоже уже сказало свое слово. Это все огромные культурные силы», — писал он в ответ.

Как видим, аргументация в стиле «русского мира» за этот век практически не изменилась. Струве постулирует создание или существование русской нации на основе русской культуры поверх этнических границ. Далее он говорит о преимуществах русской культуры как одной из высоких культур, признанных в этом качестве в мире, над узкоплеменными культурами, которые не могут встать с ней в один ряд. Занимательно, что он не задумывается о том, что полемику с ним вел публицист, блистательно владеющий русским языком со всеми его воспеваемыми Струве конкурентными преимуществами, но при этом русским быть не желающий, а обладающий собственным национальным самосознанием. Таких примеров и тогда уже было немало: Михаил Грушевский, Ахмедзаки Валидов, Гаяз Исхаки, да тот же соплеменник Струве Альфред Розенберг, как и многие другие были людьми, владеющими конкурентными преимуществами русской культуры, подобно тому, как ирландцы или индийцы могли быть приобщены к культуре английской, но частью нации, с которой она связана, себя не считали.

Интересно, что либерал Струве честно признает, что культура, на основе которой он призывает строить нацию, «неразрывно связана с государством». Скажем больше, она и сформировалась исключительно вокруг этого — исторически колониального по отношению к своему же главному народу, его основной массе. Стоит ли удивляться тому, что на такой основе не смогла сформироваться нация граждан, а не привязанный к империи и производный от нее народ верноподданных?

Не только общая английская культура, но и общее этническое происхождение не удержали в английских подданных англо-американцев — они создали новую нацию как республиканский союз в борьбе за общие интересы и ценности. Кстати, примерно такие же нации в условиях «Гражданской войны» де-факто начали возникать в ряде территорий России с вполне этнически русским населением, причем, войну с ними вели как красные, так и белые имперцы — идейные наследники Милюкова и Струве. Объединение же в единую нацию народов, уже имеющих историю своей борьбы, тем более, с теми, против кого они боролись, если и возможно, то только благодаря большому проекту и мифу, перекрывающим эти противоречия. Но как раз его-то российские либералы выдвинуть не могли.

Главной ценностью либерализма в России первоначально была идея права. Незыблемость прав, личностной свободы, индивидуальности, достоинства, собственности — категории остро дефицитные в русской политической истории. Не будь это так, русская национально-гражданская революция победила бы еще в начале XVII века, а Земский собор выполнил бы тогда те исторические задачи, которые спустя три века снова пыталось решить Учредительное собрание. Однако ни в русском народе, ни в его высшем слое не была укоренена идея прав, ограничения ими власти, договора как основы общественных и политических отношений, в силу чего воцарившаяся благодаря низовому национальному движению асабийя Романовых легко превратилась в самовольную неограниченную власть.

То, что идеи права и личностной свободы должны были получить развитие в дворянской среде зрелой петербургской культуры, даже несмотря на поражение проекта дворянской нации в 1825 году, вполне закономерно. Как, видимо, и то, какие формы они приняли. Ранее было уже указано, что нетипичным либералом позже окажется Петр Струве, который привнесет в либерализм драйв русской радикальной политической культуры. Еще одним нетипичным, но столь же ярким представителем либерально-правовой мысли стал Владимир Соловьев, более известный в качестве религиозного мыслителя. Тем не менее, именно у Соловьева ярче всего проявится концепция естественного права, которое существует независимо от государства и признание которого только и делает государство правовым. И это вряд ли случайно, так как эта идея, ставшая важным фактором развития Западной Европы, во многом питалась именно религиозной, христианской мыслью. В России она в последующем будет давать о себе знать в лице представителей христианско-гуманистического направления, таких как Н. Бердяев, С. Франк, в новейшее время — нерелигиозный А. Сахарови Д. Лихачев. Увы, очевидная маргинальность представителей этих идей в России имеет главной причиной то, о чем уже было сказано выше — их отчужденность от политической формы, в которой развиваются право и либерализм.

Владимир Соловьев (фото)

Более «жизненен» в этом отношении в России либерализм чичеринского типа. Жизненен, впрочем, лишь в не столь кричащем противоречии между его установками и российскими реалиями. Линия Чичеринав этом смысле — это либеральный «прагматизм»и эволюционизм, корнями уходящий в гегельянство, то есть, философию этатизма. Иначе говоря, речь идет о либерализме, сознательно ограничивающем себя рамками государства, которое все равно выступает конечной инстанцией принятия решений. Государство в идеале должно обеспечивать и защищать право, и должно руководствоваться в своем правотворчестве ценностями естественного права, но при этом представляет собой нечто большее, ценность, на которую нельзя посягать в борьбе за права.

Вполне логично, что либерализм, которому в 1825 году были выбиты зубы, выступал в качестве фронды против власти, защищаемой его оппонентами — охранителямиили реакционерами. Но позиция мейнстримного либерализма не устраивала тех, кто считал, что права надо не ждать, а брать и завоевывать в борьбе. Как показал Мишель Фуко, в Западной Европе именно такой подход исторически составлял содержание радикализма: «Термин „radical“ использовался в Англии (я полагаю, слово датируется концом XVII или началом XVIII в.) для обозначения — это довольно интересно — позиции тех, кто желал, перед лицом реальных или возможных злоупотреблений суверена, отстоять изначальные права, знаменитые изначальные права, которыми англосаксонское население обладало до вторжения нормандцев (я говорил вам об этом два или три года назад). Это и есть радикализм. Таким образом, он состоял в отстаивании изначальных прав в том смысле, что публичное право в его историческом осмыслении могло устанавливать права основополагающие».