Вадим Сидоров - Незавершенная революция

С этого момента земли, которые исторически восприняли название «руських», геополитически разделяются на две части — юго-западную и северо-восточную, в которых в результате различных политических, культурных и этнических обстоятельств формируются новые страны и народы, имеющие к древней Руси примерно такое же отношение, как современные северо-тюркские народы — к Золотой Орде.

Европа ли Русь? Россия — Европа, несмотря на «татаро-монгольское иго», или уже отдельная от нее «Евразия»? Эти почти вечные для русской мысли вопросы обретают новую актуальность и новый смысл уже на фоне российско-украинского размежевания, происходящего на наших глазах.

Но дело в том, что Европа как характеристика имеет несколько разных смыслов. Отбросим совсем уж произвольные, идеологические — вроде ее сведения к современному ЕС с его «европейскими ценностями» — подобный дискурс имеет право на существование только в текущей политической полемике. Если говорить об основательных определениях, есть Европа как географическая категория, есть европейцы в генетическом смысле — современная популяционная генетика, admixture выделяют отдельный европейский генетический пул, к которому принадлежат люди, живущие сегодня на самых разных континентах. Но в культурологически-историософском смысле Европа как отдельная «цивилизация» или «культурно-исторический тип» мыслителями и на Западе, и на Востоке рассматривалась как западная или романо-германская. Освальд Шпенглер, которому ошибочно приписывают произведение якобы под названием «Закат Европы», и вовсе считал, что использование этого термина вносит ненужную путаницу, настаивая на недвусмысленном — Запад.

Наверное, для такого выделения Запада есть веские причины. Поднявшись во время Великого переселения народов с востока на запад, германцы в итоге сумели сорвать такой цивилизационный куш как римское наследие, владельцами которого они стали по праву победителей Рима, став его реконструкторами-обновителями. Будущие славяне не смогли взять Рим ни западный, ни восточный, оставшись зажатыми между ними, да еще и на пару веков в тени Аварского каганата. Это обусловило их цивилизационную вторичность, тот факт, что в отличие от германцев, которые были соучредителями западноримского мира наряду с романцами, славяне главным образом выступали в качестве объекта цивилизаторства, если говорить об их восточной и большинстве южной части — со стороны восточноримского мира, Византии.

Русь, возникшая в результате симбиоза варяжской, циркумбалтийской верхушки и восточнославянского субстрата вперемешку с другими местными племенами востока Европы, в этом смысле является характерным примером. Даже из честного анализа патролога Иоанна Мейендорфаследует, что говорить о глубоком восприятии ею византийской цивилизации, все еще существовавшей на момент принятия Русью от нее православия, не приходится. Скорее, речь идет о варварском (не в уничижительном, а в объективном смысле) пространстве на востоке Европы, находящемся в зачаточной стадии формирования высокой культуры при активном участии северных элементов; только — только установленной культурной гегемонии Византии; и опосредованном влиянии западных элементов — через контакты с Моравией, Польшей, Венгрией.

И именно в этой зачаточной стадии по целостности этого складывающегося организма был нанесен сокрушительный удар, оборвавший его развитие. В итоге, как указывалось ранее, произошло его разделение на две части (хотя между ними были и переходные варианты), но эти части разделились не только политически, но и оказались в разных геокультурных пространствах.

Пространством, максимально приближенным к Древней Руси, в этно-культурно-историческом смысле была Литва, развивавшаяся по схожему пути. С той, однако, разницей, что литовский князь Витовт выбрал государственной религией для своей державы не православие, а католичество. Нельзя сказать, что это автоматически сделало Литву органической частью Западного мира. В таковую ее хотели превратить рыцари Тевтонского ордена, нацеленные на католицизацию языческого северо-востока Европы через его германизацию. Витовт не допустил ее, приняв католичество на своих условиях. В глубинном смысле Литва так и осталась восточной, точнее, северо-восточной Европой, чья христианизация происходила самыми медленными на континенте темпами. Тем не менее, глобально она стала сателлитом и условной частью Запада, что было политическим аналогом более поздней Унии, призванной решать в отношении восточноевропейских народов схожие задачи — их приведения под скипетр Западного мира при сохранении сложившейся, автохтонной восточноевропейской идентичности.

И вот, именно в этом пространстве оказалась западная часть Руси, которая не станет Россией (вплоть до ее временного присоединения к ней в XVII–XX вв), а в последующем станет Украиной и Беларусью. Культура северо-восточных земель Руси сложилась иначе — они оказались под политическим доминированием не Литвы (которая сама по себе была Великим княжеством Литовским, Руським и Жемойтским), позже объединившейся с Польшей, а Золотой Орды.

Золотая Орда в отличие от Литвы, конечно, не была частью Запада ни в каком смысле. Впрочем, представлять ее как некий мир орков, отделенный от этого Запада неприступной оградой со рвами, тоже неправильно. Запад присутствовал в Орде посредством генуэзских колоний, равно как активную миссионерскую и дипломатическую деятельность в ней вела Византия. Кстати, именно последнее было одной из основных причин лояльности «русской церкви» Орде и наоборот. Ошибаются те, кто обвиняют православную церковь на Руси в «предательстве», так как в цивилизационном и политическом отношении это была «греческая» церковь, встроенная в соответствующий проект, а не «русская».

Тесные связи с Ордой существовали и у той же Литвы, и во время начавшейся в первой политической междуусобицы ее участники в виде различных противоборствующих сторон были частью чересполосного политического континуума этих двух раннесредневековых империй, что совершенно не соответствует представлению о непроницаемом разделении между мирами Европы и Евразии.

Тем не менее, конечно, у Орды, хоть и тесно связанной с Европой, Западом и его восточной окраиной в виде Литвы, существовала своя принципиальная политико-культурная специфика. В культурологическом, политико-правовом смысле она была ярко выраженной частью Востока, сформировавшейся на основе кочевых племен, в конце концов вошедших в орбиту Исламской цивилизации, с решающим культурным влиянием ее оформившегося к тому моменту иранского фланга. Позже, как это показано Александром Севастьяновым, именно это культурное влияние «иранского» стиля — османского и персидского — станет на несколько веков определяющим для Московии. И вот в это пространство с его политической и не только культурой и оказались интегрированы северо-восточные земли Руси, которые при этом сохранили как свою этническую автохтонность (ведь Орда не осуществляла их заселение своими колонистами и ассимиляцию их населения), так и связи со своими единоверцами вовне.