Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Александр Баркашов (фото)

Новая война на фоне античеченской пропаганды и актов террора, направленных против мирного населения, помогла перенаправить стихийный русский национализм, выпущенный как джинн из бутылки, с «еврейских олигархов» на «чеченских террористов» и с «мирового сионизма» на «международный исламизм». На гребне волны этого «нового русского национализма» теперь оказались те, кто еще вчера опасались быть сметенными его прежней версией. Но, как гласит известная поговорка, куй железо, пока горячо. Ведь война и порыв масс — явления исключительные и непостоянные, поэтому требовалось закрепить этот эффект в длительной перспективе, зацементировав соответствующие установки в общественном сознании. Речь шла ни много, ни мало о создании нации или, по крайней мере, ее паллиатива, необходимость чего объективно стояла на повестке дня перед недавно возникшим государством.

Но о какой нации могла идти речь, если в конституции России говорилось о «многонациональном народе», при Ельцине в официальных обращениях фигурировали только «россияне», а у значительной части архитекторов нового — старого режима само использование понятий «нация» или «русские» вызывало фантомный страх перед советским «пятым пунктом»?

По существу, выбор вариантов был невелик. Теоретически можно было признать конструкцию «русская нация и другие коренные народы России», как предлагали национал-патриоты, однако, учитывая ее явную этничность, за ее пределами в таком случае как раз оказывались новые гегемоны, которых она бы поставила в один ряд с иностранными диаспорами вроде корейцев, немцев, грузин и т. д. Поэтому для этих архитекторов оптимальной была доктрина культурной , а не этнической русской нации, что давало им как культурным гегемонам, с одной стороны формальное равноправие с этническими русскими при фактическом преимуществе над ними, с другой стороны, превосходство над туземными народами от имени русских. При этом концепция русской нации как политически организованной русской культуры позволяла им сохранять двойную идентичность и внутреннюю солидарность, так как русский в таком смысле может быть русским и евреем, русским и грузином, русским и татарином и т. д. (хотя после первого «и» остальные нужны только для приличия, то есть, для создания соответствующего общего ряда). Неудивительно, что одним из создателей и проводников такой концепции стал Глеб Павловский, взявший за ее основу сильно примитивизированную доктрину своего бывшего учителя Михаила Гефтера. В контексте данного исследования в этом можно углядеть своего рода историческую иронию — если в начале XX века русскому немцу Петру Струве, отстаивавшему понимание русской нации как русской культуры, оппонировал одесский еврей Владимир Жаботинский, то в начале XX века околовластным идеологом этой концепции стал земляк и соплеменник последнего Павловский. Впрочем, тут все как раз понятно — если в начале прошлого века такая концепция работала на естественных культурных гегемонов «русской нации» русских немцев, то в начале XXI она должна была закрепить уже привилегированное положение тех, кто сменил их в этом качестве.

Глеб Павловский (фото)

Другой альтернативой было взять курс на строительство «российской нации», как это еще с начала 90-х годов предлагал ельцинский идеолог национальной политики академик Валерий Тишков. Однако она требовала дать ответ на ряд вопросов, как практических, так и доктринальных.

Концепт российской нации предполагал, что все граждане одного государства должны составлять одну нацию, названную его именем. Но как в таком случае быть с национальными республиками, которые генеалогически родились в результате самоопределения их титульных наций и во многих случаях фиксировали это в своих конституциях, соответствующих в этом смысле российской, в которой говорится о «многонациональном народе России», а не одной «российской нации»?

Наиболее последовательные адепты доктрины российской нации предлагали упразднить республики, перейдя к единообразному территориальному делению страны, как это делал лидер ЛДПР Владимир Жириновский, ещё в начале 90-х годов призывавший отменить и республики, и графу национальность в паспортах. Но такой подход наталкивался на сопротивление в республиках, национальное самосознание в которых на тот момент было весьма сильно. Что неудивительно, ведь тот же Жириновский никогда не скрывал, что предлагаемая им губернизация и денационализация, точнее, деэтнизация России, имеет целью превратить всех россиян в русских в культурно-государственном смысле. Именно такое понимание российской нации со временем де-факто возобладало, хотя де-юре на момент написания этого текста российские республики продолжают существовать, сохраняя свои национальные атрибуты.

Была ли возможна модель развития «российской нации», альтернативная ее пониманию как «нации русской культуры и языка»? Теоретически, да, если бы она выстраивалась снизу по американскому типу как конгломерат представленных в ней сообществ со своими идентичностями и интересами, которые объединяются через общественный договор, конституцию и согражданство. Надо сказать, что когда в середине нулевых годов идеолог Кремля Владислав Сурковначал создавать широкую коалицию сопротивления фантомному для тогдашней России Майдану, могло возникнуть впечатление, что он видит российскую нацию именно так.

По крайней мере, тогда наряду с лояльными Кремлю русскими национал-патриотами, была предпринята попытка диалога с неформальным исламским движением на платформе развития исламской общины в рамках российского государства и гражданского общества. В один из лагерей на Селигере приезжал читать лекцию идеолог украинских националистов Дмитрий Корчинский, а на конференцию евразийских традиционалистов, устроенную в Москве, естественно, с санкции Кремля, прибыл один из участников первой чеченской войны и идеолог независимой, но негосударственной, а родоплеменной Чечни Хож-Ахмет Нухаев.

Владислав Сурков (фото)

Могло показаться, что Кремль в противостоянии с глобалистскими «цветными революциями» выступает за многоцветную Евразию и союз различных национал-традиционалистских сил в диапазоне от русско-православных и российско-исламских до чеченско-изоляционистских и украинских национал-христианских. Однако очень быстро те русские националисты, которые рассчитывали на сотрудничество с властью, попали в опалу, заигрывания с российским исламскими активистами закончились их исходом из страны, Нухаева обвинили в финансировании чеченских террористов и убийстве Пола Хлебникова, а Корчинского объявили в международный розыск.