Вадим Сидоров - Незавершенная революция

Однако по мере усиления РПЦ в ней все больше давала о себе знать новая амбициозная партия, не принадлежавшая ни к интеллигентскому, ни к народному православию, но близкая к власти и делающая ставку на сильных мира сего — в политическом классе, бизнес сообществе, спецслужбах. Нейтрализовав фронду церковному истеблишменту и власти со стороны народного православия, она поставила себе на службу основные массовые умонастроения последнего, как Кремль поставил себе на службу умонастроения русского национализма. При этом данная группа абсорбировала оппортунистов интеллигентского православия, а в оформлении ее идеологии приняли активное участие лица с откровенно сионистским бэкграундом вроде Аркадия Малера, еще в 90-е годы называвшего себя красно-коричневым сионистом, а в начале нулевых ставшего глашатаем «политического православия». Эти люди наследовали меневские представления об особой роли и миссии евреев в христианстве и в частности «русских евреев» в «русском православии», но в этот момент политической платформой для их реализации должен был стать уже не перестроечный прогрессивный романтизм, а «новый консерватизм». По сути, эти процессы повторяли то, что к тому времени уже произошло в США — вытеснение «старых консерваторов» ( палеоконов) «новыми консерваторами» ( неоконами), со значительным присутствием внутри последних вчерашних либералов и леваков, а также евреев в роли авангарда «иудеохристианской» цивилизации. В России эти круги добиваются утверждения политического господства православия, главный вызов которому исходит со стороны трех сил: извне — от «исламизма», изнутри, в том числе со стороны фрондирующей части «арбатских» кругов — от постмодернистского «либерализма» (то, что на Западе называется «левым либерализмом»), и совсем изнутри, со стороны активной части националистов основного народа — от «неоязычества» как основы «нацизма».

Точкой сборки этих церковных кругов становится опытный функционер — митрополит Кирилл Гундяев, которого давно и лично знающие его люди характеризуют как «православного паписта». Не будем забывать, что это не «народное православие», поэтому «православный папист» Гундяев опирается не на субъектность православных масс и рядовых прихожан — братств, союзов как аналог католических экклезий, но на то, что можно рассматривать как аналог католических орденов— воцерковленных элитариев, адептов религиозно-политической доктрины «Русского мира». После смерти патриарха Алексия, причины которой у многих вызывают вопросы, и избрания Кирилла новым патриархом, главным образом, благодаря воинственным клирикам из Украины и Беларуси, РПЦ из религиозно-хозяйственной корпорации превращается в религиозно-хозяйственно-политическую, c явными клерикальными, квазипапистскими установками.

Патриарх Кирилл Гундяев (фото)

И снова напомним в связи с этим то, о чем уже говорилось применительно к клерикальному проекту в России периода борьбы за власть во время т. н. Смуты. Тогда его успешным лидером стал не типичный клирик Гермоген, но Филарет Романов — человек с политическим мышлением, превративший церковь в инструмент политических мобилизации и влияния прежде всего. Поэтому, когда речь идет о клерикализме в русских условиях, этот термин употребляется не в этимологически буквальном смысле власти клира, но в общем — как господства над государством и обществом церкви, воплощением воли которой является не весь клир, но своеобразные религиозно-политические ордена или ложии клубы, состоящие из части клира и влиятельных мирян — адептов доктрины «Русского мира». В этом смысле частью клерикальной партии не будет какой-нибудь скромный аполитичный иегумен, но будут такие люди как генерал-лейтенант КГБ — СВР и основатель think tank-а русских неоконов РИСИ Леонид Решетников, кошелек «Русской весны» Константин Малофееви т. п.

Регулярным массовым собранием таких кругов при Кирилле стал Всемирный Русский Народный Собор (ВСРН), в основе которого лежит идеология объединения всего «Русского мира» вокруг РПЦ. В принятой им в 2014 году на фоне т. н. «Русской весны» Декларации Русской Идентичности уже открыто провозглашалось, что русский помимо прочего (языка и т. п.) это человек, «признающий православное христианство основой духовной культуры» и что «отрицание этого факта, а тем более поиск иной религиозной основы национальной культуры свидетельствуют об ослаблении русской идентичности, вплоть до ее полной утраты».

Как уже было сказано, тремя главными угрозами для «клерикальной партии русского мира» были светские либералы, мусульмане и неоязычники. Показательной расправой над первыми, впрочем, равносильной демонстративности брошенного вызова, стало дело Pussy Riot, на примере которого РПЦ показало своим противникам «кто здесь власть». Что касается «исламской угрозы», она виделась не в воинственном религиозном сепаратизме — джихадизме, а в тех мусульманах, которые противостояли ему, имея при этом внутрироссийские амбиции. Источником соответствующей угрозы виделись два фактора — изменение демографического баланса и солидарность мусульман поверх национальных границ, как в России, так и в мировом масштабе. Они позволяли мусульманам претендовать на роль равноправной с РПЦ религиозной общины и требовать признания России не чисто православной, а православно-мусульманской страной. Подобные требования исходили со стороны провластного, но не признающего гегемонию РПЦ Совета Муфтиев России, который апеллировал к надконфессиональному государственничеству и евразийству.

В качестве квинтэссенции «исламской угрозы» клерикальной партией был воспринят проект «русского ислама», представленный, с одной стороны, инициативой методолога Сергея Градировского, с другой, Национальной Организацией Русских Мусульман (НОРМ)и предшествовавшей ей общиной « Прямой путь», созданной бывшим православным священником и помощником Гундяева Вячеславом Полосиными переводчицей смыслов Корана на русский Валерией Пороховой. В проекте Градировского увидели стремление к исламизации русских, хотя он не раз повторял, что его «русский ислам» это «не русские, принимающие ислам, а ислам, принимающий форму русского», то есть, переходящий на русский язык и объективно интегрирующий российское исламское сообщество поверх национальных перегородок. Процесс этот неизбежно происходит, и констатация этого, а также рекомендации, что с этим делать, в случае с Градировским исходили из рационального государственнического резона, однако, под давлением ястребов из РПЦ проект в итоге был свернут. А вот «Прямой путь» и особенно НОРМ представляли собой «русский ислам» именно как феномен русских, принимающих Ислам, но сохраняющих при этом русскую этноидентичность с претензией на расширение этого явления. И это было воспринято в кругах РПЦ как опаснейший вызов, учитывая как возможность склонения чаши весов в пользу исламского проекта, получающего таким образом «троянского коня» внутри русских, так и оспаривание монополии на них церкви. Для противодействия исламскому фактору во всех его амбициозных проявлениях РПЦ отвела экспертов вроде Романа Силантьева, входящего в руководство ВРНС, и целые институты вроде РИСИ православного чекиста Решетникова, ставших наводчиками репрессий спецслужб против российского исламского сообщества.