Александр Кравчук - Перикл и Аспазия

Вскоре Эфиальт пал жертвой подлого убийства. Следствия никто никогда не проводил и преступников не нашли. Конечно, и тогда, и позднее сторонника демократов утверждали, что убийцы принадлежат к лагерю олигархов: они мстили за изгнание Кимона. Коварная рука поразила человека, уничтожившего всевластие ареопага и укрепившего права народа. Но были и другие мнения: «Убийцу не схватили, потому что не хотели этого сделать. У власти сейчас демократы, значит, на них прежде всего и лежит вина за промедление и нерасторопность. После смерти Эфиальта демократов возглавил Перикл. Если кому-то преступление и принесло выгоду, то прежде всего ему».

Такие нелепые обвинения нельзя было принимать всерьез. Фактом, однако, оставалось то, что смерть Эфиальта вознесла Перикла, ранее остававшегося в тени, на первое место в государстве. Он возглавил правящую партию, и, хотя не занимал никакого официального поста (только позднее его стали постоянно избирать стратегом), было известно, что народное собрание будет голосовать согласно с его волей. Потому-то все афинские граждане, все жители городов, входивших в Морской союз, все руководители греческих и соседних государств с интересом приглядывались к этому мужчине 30 с небольшим лет, который отныне определял политику великой державы и в какой-то степени — судьбы тогдашнего мира.

Часто спрашивали, что представляет собой сын Ксантиппа и потомок Алкмеонидов? Каковы его взгляды, вкусы и слабости? Но Перикл оставался загадкой для всех. Кроме того, что он неравнодушен к женской красоте, о его личной жизни ничего не было известно. Всегда серьезный, Перикл держался с достоинством, даже улыбка редко освещала его спокойное лицо. Можно было видеть, как глубоко погруженный в мысли, он идет одной и той же дорогой — от дома к агоре. Никогда не принимал приглашений на приемы и пиры. Одевался скромно и опрятно, всегда следя за тем, чтобы правильно лежали складки хитона. Жил экономно, хотя и обладал большим состоянием. Перикл очень редко произносил речи и, очевидно, поэтому всегда овладевал вниманием слушателей. Его выступления, деловые, ясные и немногословные, отличались отсутствием какой-либо аффектации. Полушутя, полусерьезно говорили, что, выходя на трибуну, Перикл обычно произносил тихую молитву: «Боги! Сделайте так, чтобы я не сказал больше, чем нужно для дела».

Но именно простые, безыскусные слова были гораздо убедительнее, нежели мутные потоки пустопорожних фраз, которые обрушивали на своих слушателей мелкие политики. Тот, кто слушал Перикла, охотно соглашался 6 его идеями и предложениями, ибо приходил к неоспоримому выводу: вот человек, для которого на первом месте всегда находятся интересы дела. Как ясно он представил все «за» и «против». Конечно, он совершенно прав, и в данном случае надо поступать только так, как он советует.

За серьезность и сдержанность Перикл вскоре получил прозвище Олимпийца. Это означало, что он, подобно богу-олимпийцу, стоит выше серых будней и суеты мелких людишек, охваченных неразумными чувствами. Молва приписывала подобную черту характера влиянию человека, который, хотя и не был афинянином и сторонился политики, принадлежал к числу ближайших друзей Перикла. Звали его Анаксагор. Был он родом из Клазомены в Малой Азии, а в столицу Аттики прибыл около 468 г. до н. э. вследствие необычайного происшествия.

В том году жители многих областей 75 дней подряд наблюдали огромное небесное тело, напоминавшее своими очертаниями огненное облако. Оно появилось в западной части небосклона, двигаясь по ломаной линии. Огненные брызги рассыпались в разные стороны подобно падающим звездам. Наконец, через 75 дней жители Херсонеса услышали ужасающий грохот, как будто на них обрушилось небо, землю полуострова встряхнуло до самого основания. Когда миновали первые, самые страшные мгновения, толпы людей бросились к тому месту, где приземлился огненный гость. Было это недалеко от речки Эгоспотамой. Все ожидали увидеть какую-нибудь раскаленную гору, но после долгих поисков обнаружили в глубокой яме закопченный камень величиной с мельничный жернов. Его вытащили и потом в течение сотен лет показывали путешественникам как святыню этих мест.

Стали думать, как объяснить столь необычное явление. Одни говорили: «Страшный ураган оторвал кусок скалы где-то в высоких горах и нес его по воздуху, вращая как волчок. Наконец сила ветра ослабла, уменьшились обороты валуна, и он упал именно здесь».

Другие понимали происшедшее по-своему: «То самое огненное облако, которое мы видели на небе, вызвало сильный порыв ветра, унесший глыбу с горных вершин на Херсонес».

Точка зрения Анаксагора полностью отличалась от двух вышеуказанных. Огненное облако на небе и весть о херсонесском камне стали для него как бы откровением. С глаз упала пелена — и просветленному разуму открылись неизмеримое пространство вселенной и удивит тельный космический порядок: «Валун, упавший на Херсонес, и есть то огненное тело, которое мы столько дней видели на небе. Ведь все, что летает высоко над нами: звезды, солнце и луна — не что иное, как огромные камни. Блестят и светятся по той простой причине, что, преодолевая сопротивление эфира, они раскаляются. Что удерживает их на небе, не дает им упасть? Силы, например, сила инерции, пронизывающая весь мир. Временами, однако, возникают какие-то препятствия и потрясения. Тогда небесные тела покидают привычные дорожки и падают вниз. Но подобные глыбы редко достигают земли, обычно они тонут в бескрайних океанах».

Таково было первое открытие Анаксагора, вокруг которого он начал строить целую систему, чтобы в конце концов прийти к выводу: «Наш мир создали не боги, а Разум, приведший в движение хаотично перемешанную материю; тогда-то и началось разделение первородных элементов».

В 468 г. до н. э. Анаксагору было около 30 лет. Происходил он из богатой семьи, но семейные и финансовые дела его абсолютно не интересовали. Решил бросить все, что уводило мысли от самого важного — изучения причин возникновения и устройства окружающего мира. Именно поэтому он покинул Клазомены и переехал в Афины. Этот выбор может показаться странным, ибо аттическая столица ничем не отличалась в истории эллинской философии. Любомудрие родилось и процветало в течение нескольких поколений в городах Малой Азии, Милете и Эфесе, а несколько позже быстро распространилось также и на Западе, в Италии и Сицилии. Однако выбор Анаксагора не был случайным. Тамошние греки — оборотистые купцы и смелые мореплаватели — имели широкий кругозор. Во время своих путешествий они видели разные страны и обычаи. Сравнивали, делали выводы, заимствовали все, что казалось им стоящим. Зато города самой Греции первоначально были убогими и отсталыми, их вечно сотрясали внутренние неурядицы и постоянные войны с соседями, которые велись зачастую только из-за пограничной межи, они не имели широких контактов с людьми иной культуры. Здесь не мог даже завязаться цветок нового направления культуры — бескорыстного изучения вселенной, размышления о ее природе и о том, как сплетены с ней людские судьбы. Конечно, и в Греции процветали многие виды искусства, по только те, которые, как считалось, имели практическое значение. Поэзия служила восхвалению богов и героев, учила благородным поступкам. Строительство святынь и украшение их статуями позволяли приобрести благорасположение небожителей.