Раев Марк - Понять дореволюционную Россию. Государство и общество в Российской Империи

И все-таки не стоит выставлять этот патернализм только в темном свете. Роль губернаторов, предводителей дворянства, утверждаемых властями, богоугодных заведений, поставленных под контроль бюрократии, была важной: они способствовали постепенному осознанию социальных недостатков и их исправлению. К тому же, этим путем в провинциальные круги проникали ценности и обычаи, полезные в культурном плане; они способствовали развитию культурных и художественных центров вне столиц и постепенной европеизации низших слоев общества.

В заключение надо добавить, что, образовав "корпорации", то есть преобразуя русское общество на основе

125

"сословий", государство оставило за собой роль судьи и посредника. В действительности, государство сохраняло за имперским правительством традиционную роль самодержавной власти и даже усиленно подчеркивало ее необходимость. Положив начало переустройству, государство укрепляло убежденность, уверенность в том, что только по воле государя-самодержца могут быть проведены реформы и улучшены состояние и устройство русского общества. Верно, что позднее именно поэтому и все недостатки системы будут поставлены в вину государю и самодержавию.

Так Екатерина II попыталась придать новую форму русскому обществу. Надо признать, что ей это в немалой степени удалось, во всяком случае, в том, что касалось внедрения общей административной системы и зачатков местной автономии верхних слоев общества. Она предоставила им инициативу организации культурной жизни и благотворительной деятельности, предварительно обеспечив хоть некоторую неприкосновенность личности и собственности. Но до полного успеха было очень и очень далеко: вырождающаяся в бюрократический произвол патерналистская практика и оставление решающей роли за личной волей самодержца - все это урезало предоставленные свободы. Основным фактором, который, по нашему мнению, помешал укреплению "сословий" и автономных промежуточных инстанций, было отсутствие стабильной и цельной правовой системы. Верно, что после 1785 года неприкосновенность личности и собственности охранялась лучше, чем прежде: исчезла терпимость по отношению к посягательствам властей или частных лиц - по прихоти либо произволу - на жизнь и достояние; землевладельцы пользовались доходами со своих земель и правом собственности на полезные ископаемые. Но гарантии осуществления и

126

соблюдения этих прав сами не были предметом какого-либо закона - ничто не обязывало государя-самодержца и его прямых уполномоченных соблюдать эти права, когда это шло вразрез с их интересами. Это видно на примере того, как рос произвол государя и его чиновников (конфискация имущества дворян и купцов, аресты) при Павле I; эти методы до конца не исчезли и в царствование его сына. На заднем плане все это время оставалось крепостное право, по природе рабовладельческое, которое не могло не наложить свою печать на все отношения между людьми и на характер власти во всей стране.

СУДЕБНАЯ ВЛАСТЬ

Все больше и больше - как в общественной, так и в частной жизни - давало себя знать отсутствие всеобъемлющего, систематического свода законов; это делало проблематичным существование корпоративных структур, которые попыталась учредить Екатерина. Отсутствие кодифицированного права приводило также, и это особенно важно, к тому, что не существовало сильной и независимой судебной власти, чтобы заставить соблюдать законы; было практически невозможно превратить Россию в правовое государство. Россия, конечно же, располагала органами правосудия, и екатерининское законодательство их улучшило, особенно ограничением процедуры дознания. Но органы правосудия и Дознания были сведены воедино и являлись одной из составных частей имперской администрации; они не обладали ни автономией деятельности, ни независимыми критериями. Таким образом, правосудие было полностью отдано на произвол чиновников.

127

Неофициальные публицисты того времени, а позднее либеральные историки придавали большое значение созданию совестных судов, учрежденных в согласии с жалованными грамотами дворянству и городам. Эти суды должны были разрешать мелкие конфликты между частными лицами, особенно те, которые касались наследования и посягательств на частную собственность (само собой разумеется, в определенных границах). Но историки часто забывали, что это были лишь третейские суды (обычно в них заседал только предводитель дворянства). Обе стороны должны были принять приговор, основанный на критериях справедливости, в противном случае тяжба передавалась в государственные инстанции, где она шла обычным путем (апелляционный суд, Сенат, наконец царь). Со своей стороны, государь не был связан предыдущими решениями - он разрешал споры вне зависимости от указов и законодательных актов, хотя, в принципе, они имели силу закона. Следовательно, совестный судья вовсе не был мировым судьей английского типа, как это часто утверждалось в исторической литературе. Можно даже сказать, что совестный суд обязан был выносить свои решения, не принимая в расчет существующих законов (то есть изданных до этого указов и постановлений) - точно так же, как и государь в последней инстанции. Принять существование такого суда значило признать отсутствие цельной системы, имеющей силу закона, признать, что во многих случаях предпочтительней прийти посредством суда к личному соглашению, находящемуся вне рамок закона и основанному на понятии справедливости, отличном от этого понятия в имперском законодательстве.

128

Судья не был ни judge in equity, ни мировым судьей английского образца - он, скорее, был олицетворением власти на местном уровне и обладал нравственным авторитетом, аналогичным авторитету государя на уровне империи. Потому-то один юрист справедливо написал, что существование совестного суда задержало введение в России Rechtsstaat 5. Это было неожиданным или прямо парадоксальным результатом усилий Екатерины превратить русское общество в "сословное". Но это был логический парадокс, так как он проистекал из ошибочной концепции органического, независимого развития гражданского общества и в то же время ведущей роли государства в преобразовании общества. Тем самым гражданское общество было лишено свода строго сформулированных, устойчивых и взаимосвязанных законов, применяемых независимой судебной властью.

В заключение можно задать вопрос, могло ли "сословное" общество возникнуть как результат законодательного решения? Так как русское общество или хотя бы его верхи уже обладали чувством собственного самосознания, опиравшимся на "сословия" и промежуточные группы, не следовало ли правительству удовольствоваться тем, что просто облегчить его развитие и постепенную эволюцию? Для этого следовало предоставить гораздо большую свободу действий частным лицам и законно учрежденным группам, чем та, которую готовы были дать Екатерина II и ее наследники. Я, кстати, не думаю, что главной причиной этой нерешительности было существование крепостного права. Этот фактор, конечно, ограничивал государственную деятельность, но правительство спокойно могло передать вопросы крепостного права в руки помещиков, что часто и делалось, в частности по прусскому образцу. Для этого пришлось бы дать больше воли дворянству. Но дворянство не было готово принять ни эту свободу, ни эту задачу, оно еще нуждалось в защите и покровительстве государства, потому что боялось крестьян. Учитывая в