Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Поздно вечером 5-го побывал возле редута польский офицер Брандт. По его словам, «с той стороны редута, откуда нападали французы», убитых было не много, но лежали трупы кавалерийских лошадей, как французских, так и русских. На других склонах холма лежало много человеческих трупов; в самом редуте «не было ни души, раненых и убитых там тоже почти не было» [1479]. Однако Дютейе де Ламоту, который провел всю ночь вместе со своим 6-м батальоном 57-го полка на самом редуте, среди стонов и хрипов умиравших людей и лошадей, количество убитых и раненых показалось более чем достаточным. Батальон провел ночь без огня; в то время как половина солдат отдыхала, другая бодрствовала [1480]. Французские солдаты не были чужды отвратительных обычаев войны – они обшаривали трупы русских в поисках «скверной водки, которая была в их флягах» [1481]. Черствые ржаные сухари, которые обычно находили у убитых русских солдат, французы есть не могли.

Наступила темная ветреная ночь, временами накрапывал холодный сентябрьский дождь, который, однако, не мог потушить огонь горящих по всей округе деревень. Войска Компана занимали позиции впереди, сзади и с флангов редута, ожидая любых неожиданностей [1482]. И не напрасно. Хотя русское командование и приказало своим войскам оставить любые попытки вернуть редут, но горячие головы на свой страх и риск все еще вынашивали планы его захвата [1483]. Аванпосты русских находились совсем вблизи от французов, и время от времени раздавались одиночные выстрелы. С. И. Маевский, адъютант П. И. Багратиона, наткнулся той ночью на солдата «в полной русской одежде», который, к удивлению, оказался французом и выстрелил в него из ружья [1484].

Всю ночь персонал французских амбулансов трудился, делая операции, перебинтовывая и отправляя раненых в Колоцкий монастырь [1485]. Полковой врач 3-го вюртембергского конноегерского полка «герцога Людвига» Роос и его спутники увидели на следующий день «между монастырем и лагерем Великой армии, влево от дороги (Большой Смоленской дороги. – В.З. ) …поросшее травой углубление, в котором валялось много рук и ног, а также трупов; отсюда мы заключили, что вчера здесь работал Ларрей со своими коллегами и походными госпиталями» [1486].

Судьба русских раненых, оставшихся лежать у редута, неизвестна. Только Гриуа упоминает, что рядом с редутом он увидел раненого русского офицера. Движимый состраданием, Гриуа дал ему хлеба и водки. Гриуа, однако, сомневался, что русскому офицеру удалось пережить ночь и что санитары подобрали его живым [1487]. Не исключено, что какая-то часть русских раненых все же получила медицинскую помощь, как это произошло после сражения 7 сентября.

Среди французских войск особенно значительные потери 5 сентября понесла дивизия Компана. Благодаря рапортам мы достаточно точно можем предположить потери двух из четырех полков, составлявших дивизию Компана, а также двух сводных батальонов вольтижеров. 61-й потерял: убитыми – одного офицера и 29 солдат, ранеными – 12 офицеров и 226 солдат, пленными – 17 человек. 111-й: убитыми – 4 офицеров и 82 солдата; ранеными – 15 офицеров и 540 солдат, пленными – 33 солдата, пропавшими без вести или отставшими – 138 человек; убито 35 лошадей. Потери сводных вольтижеров составили 25 убитыми и 220 ранеными, среди последних – 6 офицеров [1488]. Потери 57-го и 25-го полков точно определить затруднительно. В воспоминаниях Дютейе де Ламота говорится о том, что 57-й потерял 600 человек [1489]. Судя по материалам известного статиста Мартиньена, 5 сентября в 57-м полку было убито 3 офицера, трое умерло от ран и ранено 6 офицеров [1490]. Думаем, что данные Мартиньена (памятуя, что они неполные) вполне могут соотноситься с общими потерями 57-го полка примерно в 500 человек. Что касается 25-го линейного, то, по материалам Мартиньена, полк потерял ранеными двух офицеров, один из которых умер 12 сентября [1491]. Имея в виду неполноту сведений Мартиньена, а также все-таки более скромную роль 25-го полка в бою за Шевардинский редут, полагаем – его общие потери примерно в 50 человек [1492]. Таким образом, приблизительная цифра потерь дивизии составила около 2 тыс. человек.

Цифры потерь других частей и соединений французской армии 5 сентября менее достоверны [1493]. Так, согласно Франсуа, 30-й линейный полк дивизии Морана потерял убитыми капитана гренадерской роты, 23 солдата, ранеными – двух офицеров и 40 солдат [1494]. Польские потери составили 25 офицеров и 591 солдата [1495]. Гвардейская артиллерия потеряла одного капитана, лейтенанта и 20 рядовых [1496]. Французские потери от огня русских орудий были даже в 3-м корпусе резервной кавалерии, который маневрировал в районе Новой Смоленской дороги, и в дивизии Жерара [1497]. Данные по другим соединениям еще более фрагментарны.

Наиболее авторитетные авторы дают такие цифры общих французских потерь: Тьер и Кукель – 4–5 тыс., Тири – около 5 тыс. [1498]Другие – либо следуют за Тьером, либо дают меньшую цифру (Бертезен – более 3 тыс., Бутурлин – более 1 тыс., Бартон – 4 тыс., Никольсон – 2 тыс.) [1499], либо говорят о потерях очень расплывчато (Кэйт), либо, наконец, вообще обходят этот вопрос молчанием (например, Шамбрэ). Мы полагаем, что наиболее правильно будет оценить французские потери в 4–5 тыс.

Что касается русских потерь, то установить их еще более трудно. Мнения как авторов – современников событий (Бертезен, Таттэ), так и поздних исследователей (Тьер, Кукель, Тири и др.) расходятся чрезвычайно. Несомненно только, что русские потери оказались большими, чем у французов. Это было предопределено значительным численным превосходством, особенно в орудиях, французской группировки, боровшейся за редут. Наиболее убедительно звучит цифра русских потерь в 6 тыс. Русских пленных почти не было.

Участники боя с французской стороны отмечали упорство, с которым русские защищали редут: некоторые, как капитан пеших егерей Старой гвардии Фантен дез Одар, считали это упорство «глупым» и «гибельным». Многие французские военачальники специально приезжали к редуту, пытаясь оценить противника перед предстоящим генеральным сражением. Ночью к императору возвратился Коленкур с захваченного редута; он сообщил, что пленных нет. Наполеон подробно расспрашивал Коленкура, что тот увидел, особенно пытаясь понять «настроения русских» [1500].

Своеобразным отражением чувств и настроений французов, взволнованных кровавым боем 5 сентября, стал рассказ о том, как на следующий день Наполеон, делая смотр 61-му линейному полку, спросил полковника, где один из его батальонов. «Сир, он в редуте», – ответил тот. Этот случай приводят в своих воспоминаниях многие – Лабом, Лежен, Сегюр, Коленкур (последний относит этот эпизод к вечеру 7 сентября). Эти авторы не указывают, присутствовали ли они сами при этом разговоре или, что скорее всего, записали его с чужих слов. Только Франсуа пишет, что этот рассказ поведал ему офицер 61-го полка. Согласно Франсуа, Наполеон, услышав слова полковника, ничего не ответил и молча продолжил смотр других частей. Как похожа эта история, рожденная в 1812 г., на известный эпизод при Рокруа, когда, согласно легенде, граф Фуэнтес, указав пальцем на место, назначенное его погибшему войску, сказал: «Вот они!» [1501].