Владимир Земцов - Великая армия Наполеона в Бородинском сражении [litres]

Когда Великая армия прибыла в Гжатск и было приказано готовиться к генеральной битве, ведомство Ларрея оказалось в драматическом положении. Еще в Смоленске, где скопилось 10 тыс. раненых, Ларрей распорядился оставить всех военных врачей резерва и 5 отделений амбулансов. Теперь же, пытаясь хоть как-то путем организационных мер подготовиться к массовому наплыву раненых, Ларрей потребовал в свое распоряжение (то есть в главный амбуланс) полковых хирургов. Таким образом к 6 сентября ему удалось собрать из полков 45 хирургов, помощников хирургов и подпомощников [994]. Пожалуй, только в отношении специальных фур для перевозки раненых ситуация была более или менее удовлетворительной – значительная их часть догнала главные силы в Гжатске. Теперь они были распределены между амбулансами.

6 сентября Ларреем окончательно была определена организация системы медицинской помощи на день сражения. Место для амбуланса Главной квартиры и императорской гвардии выбрал сам Наполеон – в Доронине (по сути, он должен был стать главным амбулансом центра и правого фланга). Амбуланс левого фланга (на базе 4-го корпуса) разместился в небольшом леске в тылу правого фланга итальянской гвардии. Центральный амбуланс (одновременно он должен был играть роль эвакуационного госпиталя) раскинулся в строениях Колоцкого монастыря и в д. Гриднево. Кроме того, по Новой Смоленской дороге были развернуты промежуточные амбулансы – в Валуеве, Головине и в Акиншине. Наконец, вся эта система дополнялась амбулансами дивизий (не исключено, что иногда и корпусов). Вечером Ларрей объехал все амбулансы и удостоверился в их готовности к приему раненых, а в случае необходимости – к передвижению вслед за войсками [995].

В день сражения медикам пришлось туго. «Наши амбулансы делали что могли», – напишет потом Дюма [996]. С утра, но особенно к полудню, начался наплыв тех раненых, которые могли передвигаться сами. Некоторым амбулансам и полковым хирургам в течение дня пришлось даже несколько раз сменить место своего расположения, приближаясь почти вплотную к позициям [997]. Медики амбулансов и полковые хирурги не отказывали никому, обслуживая все без разбора части и национальности [998]. Особо следует отметить, что они помогали русским раненым наряду со своими ранеными. Это практиковалось с самого начала кампании. Не только многочисленные воспоминания, но и делопроизводственная документация свидетельствуют об этом [999]. Данной практики врачи Великой армии старались неукоснительно следовать и во время Бородинского сражения. Однако…

При гигантском наплыве раненых, ограниченности медицинского персонала и острой нехватке медикаментов и других средств врачам Великой армии не оставалось ничего другого, как начать дифференциацию своих пациентов. Во-первых, по принципу «свой – чужой», во-вторых, по их служебному положению. В последнем случае наполеоновская администрация, конечно же, стремилась сохранить в первую очередь офицерские кадры. Впрочем, нередко многое зависело от удачи и настойчивости человека. Кастелан описывает случай, произошедший 8 сентября, когда Наполеон объезжал поле вчерашнего боя: «Один из наших солдат, догнавший голову колонны, обратился на ходу к императору с просьбой сделать перевязку. Его величество дал ему водки и спросил у него, из какой он страны; тот ответил: “Из Флоренции…” Император приказал хирургу сделать перевязку; барон Ивон неохотно повиновался, и когда минутой позже присоединился к нам, то пожаловался на то, что император лишился своей корпии…» [1000]

Общим правилом было то, что, если раненый чувствовал в себе хоть немного сил, он должен был попытаться не отстать от своего полка. Когда Брандт, двинувшийся вместе с Легионом Вислы вперед во второй половине дня 8-го, увидел «одного из этих несчастных» и стал уговаривать его остаться в госпитале, тот резонно ответил: «Не расставаясь с полком… я имею хоть какую-нибудь надежду спасти свою шкуру; в худшем случае я, по крайней мере, буду похоронен товарищами. Иначе, я уверен, меня все равно съедят волки, живого или мертвого» [1001].

Многие хирурги, делавшие в день сражения и в ночь после него операции, обратили внимание на то, как по-разному вели себя раненые, невольно отмечая, что почти все французы, в отличие от их союзников, «обнаруживали спокойствие и терпение, и многие из них умирали от тяжелых пушечных ран прежде, чем очередь перевязки доходила до них» [1002]. Вьонне де Марингоне, командир батальона фузилеров-гренадеров императорской гвардии, в полусомнамбулическом состоянии бродивший 8-го по полю сражения, наткнулся на одного французского солдата, которому ядро оторвало ногу. «Она еще немного держалась на коже, и он сам отрезал ее своей саблей, чтобы она не мешала ему доползти до какого-нибудь места, где он мог бы спокойно умереть…» [1003]

Число раненых, нуждавшихся в помощи после Бородина, было огромным. Только согласно официальным данным, было ранено 21 453 офицера, унтер-офицера и солдата Великой армии [1004]. Реально их было, вероятно, больше. К этому стоит добавить русских раненых, оставленных на поле боя (полагаем, их было как минимум, 6–8 тыс. [1005]). «Это был ужасный спектакль, – писал секретарь Наполеона Фэн, – но усердие хирургов было непередаваемым; они оказывали первую помощь как русским, так и французам, и всю ночь занимались поисками крова в соседних деревнях» [1006]. Не покладая рук делал операцию за операцией в главном амбулансе за Шевардинским редутом великий Ларрей. «Я делал трудные операции без перерыва до поздней ночи следующего дня», – вспоминал он. Ночью перед ним держали зажженную восковую свечу, которую постоянно задувал ветер. Многие действия Ларрей делал в совершенной темноте, полагаясь на свой огромный опыт. «В общем раны, полученные в этом сражении, – писал он, – были тяжелые, так как почти все они были причинены артиллерийским огнем, раны от ружейных пуль были получены в упор с очень близкого расстояния». «Большая часть артиллерийских ран требовала ампутации одного или двух членов. В течение первых суток я сделал до 200 ампутаций. Исход их мог быть вполне благоприятным при наличии у наших раненых убежища, соломы для постелей, одеял и достаточной пищи. Всего этого мы были, к сожалению, лишены…» [1007]

Основным местом концентрации раненых после операции и перевозки стал Колоцкий монастырь, в котором их скопилось более 10 тыс. Капитан 30-го линейного Франсуа, прошедший через него, утверждает, что через 8 или 10 дней после битвы 3/4 этих раненых были уже мертвы [1008]. Мертвые, умирающие и страдающие люди столь густо заполнили его строения, что для того, чтобы пройти в нем по лестнице, надо было перешагивать через лежащие на каждой ступеньке людские тела [1009]. Кроме Колоцкого, все селения, где еще сохранился хоть какой-то кров, также были заполнены ранеными и умирающими. 8 сентября Богарне приказал было перенести свою штаб-квартиру в Бородинскую церковь, но его офицеры, толкнувшись туда, увидели, что все строение было занято ранеными, которым хирурги без остановки делали операции [1010]. Экипажам Богарне пришлось тащиться в с. Новое.