Жан Тюлар - Мюрат или Пробуждение нации

В Италии во время своих первых встреч с итальянскими патриотами Мюрат уже оценил силу национального чувства, хотя и не слишком понял тогда его мотивы. Он видел проявления подобного чувства в Германии, но Берг, несмотря ни на что, остался для него непознанной землей, поскольку он там почти и не жил. Польша позволила ему увидеть, как в разорванной на части, распятой, подчиненной иностранным державам стране, живущей под дулами чужих ружей, растет и крепнет воля к независимости и объединению. Польша ждала лишь предводителя, монарха, который бы упрочил ее восстановление. Мюрат опьянел от успеха, тронутый оказанным ему приемом, намеками, приятно щекотавшими его самолюбие (из коих следовало, что именно он — как нельзя более достойная кандидатура на роль главы государства). Красноречивые иносказания на тот же сюжет мелькали в речах знатных польских панов. По всей вероятности, Мюрат уже стал подумывать, что польская корона ему бы вполне подошла. Отсюда — его второе письмо к императору. Но Наполеон хранит молчание. Восстановить Польшу — значит вынудить царя, повелителя Литвы, к крайним мерам и ускорить австрийскую интервенцию. Кроме того, ему приходится признаться, что он весьма разочарован военной помощью, оказанной поляками Великой Армии. Но прежде всего, королевство, о котором мечтал Мюрат, еще предстояло завоевать: русские пока что были в Праге, по ту сторону Вислы.

2 декабря 1806 года, несмотря на снежные заряды и на повышение уровня воды, ворочавшей огромные льдины, Мюрат приказывает первым подразделениям дивизии Морана переправиться через Вислу. Им удается освободить пражские предместья. Поочередно разные части, благодаря тяжкому труду саперов, наведших понтоны, одолевают переправу.

В истощении сил, больной, сотрясаемый лихорадкой, Мюрат вынужден временно оставить командование кавалерийским резервом Нансути. Но при первых же стычках с русскими он уже снова в седле: Нове-Място, Лапачин, Голымин — вехи его побед. 25 сентября он действует в центре между Даву и Ожеро. Он вводит в бой Ласалля, Мийо и Клейна, поскольку русские не желают отдавать и пяди территории. В конце концов с наступлением ночи они отходят. По-видимому, здоровье Мюрата восстановилось; после атаки, которой он руководит под Лапачином, он пишет Наполеону: «Этот день принес мне облегчение, и я чувствую себя гораздо лучше, нежели утром». А вот его войска, напротив, весьма утомлены: плохо кормленные, уже слишком удалившиеся от тылов, копошащиеся в грязи, оттаявшей после ранней оттепели, они уже под Голымином выказывают усталость и даже становятся подвержены панике. Мюрат пытается оправдаться за них перед императором: «Сир, я вынужден идти тремя колоннами, ибо считаю такой способ продвижения здесь уместным; но более всего меня в этом укрепляет полное отсутствие припасов, отвратительные дороги и еще то, что иначе я буду проходить не более трех лье в день. <...> Голова дивизии Клейна только сейчас начинает выбираться из грязи у Макова. Сир, мне весьма тяжело рисовать перед Вашими глазами душераздирающую картину, хотя каждый маршал на моем месте и попав в подобное положение был бы принужден сделать это. Мы не только ничего не находим в деревнях на прокорм людям и лошадям, но и сами деревни пусты, покинуты своими обитателями. <...> Кавалерия Вашего Величества день ото дня слабеет и выдыхается» [176] V.-B. Derrécagaix , op. cit ., p. 369. .

Противник был разбит под Пултуском и Сольдау, но состояние дорог не позволяло продолжить преследование. «Почва жирная, глинистая, раскисшая от дождей и оттепели, везде превращается в болото, в котором солдат едва может сделать несколько шагов, а повозки и ар тиллерия продвигаются лишь благодаря нечеловеческим усилиям» [177] Ibid . . Наступает момент сделать передышку и разбить лагерь.

Январь Мюрат проводит в Варшаве. Снова он поддается соблазнам столичной жизни и проникается интересом к польским делам. Понятовский не остановился перед тем, чтобы в знак восхищения его храбростью подарить ему меч Стефана Батория, некогда правившего Польшей. Увидел ли в этом Мюрат предзнаменование будущего вступления на трон? Ни один документ об этом не свидетельствует. Определенно лишь то, что великий герцог все охотнее внимает речам о национальном самоопределении Польши.

Но война продолжается. В конце января русские атакуют левое крыло французской армии, Бернадотт отходит под их натиском, к большому удовлетворению Наполеона, который надеется заманить русских генералов Багратиона и Барклая де Толли в центр расположения французских частей, чтобы рассекающим продвижением кавалерии Мюрата отсечь их от Немана. Но русские разгадывают маневр и отрываются от преследования. Мюрат бросается за ними. Серия столкновений в Берфриде (3 февраля), Деппене (4 февраля), Либштадте и Вольфсдорфе (5 февраля), Хофе (6 февраля), где Мюрат играет решающую роль, не приносит перевеса ни одной стороне: русским все время удается ускользнуть. Но 7-го числа в Эйлау Беннигсен, решив, что дальнейшее бегство чревато катастрофой, собирает все силы в кулак для решающего сражения. Вечером прибывший под Эйлау Наполеон делает необходимые приготовления к намеченному на утро сражению.

С восходом дня 8 февраля пушечная канонада русских оповещает о начале боя. Из-за снега на поле нельзя ничего разобрать, и это мешает операциям. Пятьдесят восьмой «Бюллетень Великой Армии» не скрывает трудностей, с которыми встретились французы: «Русская армия, построившись в колонны, продвинулась в два раза ближе, чем на пушечный выстрел: каждый залп попадал в цель. Какое-то время по действиям противника можно было бы заключить, что, устав от тягот кампании, он желал пройти по нашему правому флангу. Тогда послышались выстрелы стрелков корпуса Даву, обошедших армию русских с тыла. В то же время корпус маршала Ожеро выдвинулся и ударил боевыми колоннами в центр армии противника, отвлекая его силы и не позволяя сосредоточить их для отпора маршалу Даву. Справа двинулась в наступление дивизия Сент-Илера. И Сент-Илер и Ожеро начали маневрировать, чтобы присоединиться к маршалу Даву. Едва корпус маршала Ожеро и дивизия Сент-Илера вступили в действие, как пошел такой густой снег, что в двух шагах нельзя было разглядеть человека. Снегопад накрыл обе воюющие армии. В окутавшей их мгле войска потеряли направление, колонны слишком отклонились влево и блуждали в нерешительности. Это прискорбное затемнение длилось около получаса. Когда просветлело, великий герцог Бергский во главе кавалерии, поддержанный маршалом Бессьером, командующим гвардией, обошел дивизию Сент-Илера и обрушился на армию противника. Это был дерзкий маневр, какие редко увидишь, он покрыл славой кавалерию и оказался весьма своевременным, учитывая то положение, в каком оказались наши колонны. Вражеская кавалерия, пожелавшая отразить нападение, была опрокинута; началось настоящее побоище. Две линии русской пехоты были прорваны, третьей удалось сопротивляться, лишь засев на опушке леса. Гвардейские эскадроны дважды прорезали армию противника. Эта небывалая, блестящая атака, опрокинувшая более двадцати тысяч пехоты, заставив противника бросить свои орудия, тотчас решила бы исход сражения, если бы не лес и некоторые естественные преграды. Генерал д'Отпуль был ранен картечной пулей. Генерал Дальман, командир егерского гвардейского полка, и большое число его отважных солдат погибли, покрыв себя славой. Но сто драгунов, кирасиров и гвардейцев, обнаруженных потом на поле боя, погибли, окруженные более чем тысячью трупов вражеских солдат. Пока все это происходило, корпус маршала Даву зашел в тыл противнику. Снег, несколько раз в день застилавший все вокруг, также замедлил ход его колонн и нарушил их порядок...» [178] J. Tulard, Napoléon Bonaparte: proclamations, ordres du jour, bulletins de la Grande Armée , p. 84.