Александр Чудинов - Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

Далее участники совета еще долго спорили относительно деталей будущего урегулирования, на которых мы здесь не будем останавливаться. Отмечу главное: ни у кого из представителей союзного командования, включая великого визиря, не было и тени сомнений в том, что их главным контрагентом в осуществлении соглашения об эвакуации французской армии из Египта и впредь будет Клебер. Из этого же они исходили в программе своих дальнейших действий, решив дождаться всем вместе ответа Клебера на письмо Смита от 9 июня, после чего командор и Капудан-паша отправятся 28 июня в Александрию для дальнейших переговоров в случае положительного ответа или для подготовки к новым военным действиям — в случае отрицательного {912} 912 Там же. Л. 70–70 об. .

Однако уже следующий день, 26 июня, радикально изменил всю ситуацию: из Каира прибыло официальное известие о смерти Клебера. Может возникнуть вопрос: если путь от Яффы до Каира занимал 5–6 дней, почему эта новость пришла только на 12-й день? С одной стороны, Мену не имел какой бы то ни было необходимости спешить с извещением неприятеля о происшедшем и отправил курьера только тогда, когда счел нужным. С другой — соответствующие слухи, как мы увидим из донесения Франкини, в османской армии циркулировали еще до получения официальной вести, видимо просочившись из Египта с оказией. Нам же важно здесь отметить, что для визиря эта новость явно оказалась сюрпризом: «Дромадер, отправленный этой [османской] армией к генералу Клеберу, чтобы сообщить ему о получении господином Морье паспортов для транспортировки французской армии, вернулся 15/26 июня с письмом генерала Мену командору Смиту в ответ на послание того с Родоса генералу Клеберу» {913} 913 Э. Франкини — В. С. Томаре, 4 июля 1800 г. — АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 916. Л. 71. .

Здесь я позволю себе прервать донесение Франкини, чтобы процитировать письмо Мену, о котором идет речь:

«Я получил, сударь, письмо, которым вы оказали мне честь, написав его 9 июня на борту “Тигра” возле Родоса. Ужасное покушение на убийство, совершенное против главнокомандующего Клебера, лишило французскую армию ее предводителя, и теперь я принял командование.

Ваши союзники, турки, не сумев победить французов при Матарии, воспользовались для мести кинжалом. Это оружие трусов. Из Газы 42 дня тому назад был отправлен янычар, чтобы совершить сие ужасное преступление. Французам хотелось бы верить, что виновны в этом только османы. Такое убийство заслуживает осуждения со стороны всех наций, и в интересах каждой из них за него отомстить.

Та линия, которую вы, сударь, проводите относительно соглашения заключенного в Эль-Арише, прекрасно показывает то, какой линии следует придерживаться и мне. Вы обратились за ратификацией соглашения к своему правительству. Я также должен запросить у консулов, правящих сегодня Французской республикой, согласия на любой договор, который мог бы быть заключен между возглавляемой мною армией, англичанами и их союзниками. Таков единственно легальный образ действий и единственно приемлемый для переговоров, которые могли бы состояться».

В завершение Мену не преминул уколоть Смита, заметив, что договоры должны, конечно же, строиться на доверии, а потому французам чужды всякие «военные хитрости», о которых говорится в бумагах Морье {914} 914 Ж. А. Мену — С. Смиту, 20 июня 1800 г. — АВПРИ. Ф. 89. Оп. 8. Д. 916. Л. 62–62 об. . Это внешне вполне лояльное послание означало по своей сути разворот политики командования Восточной армии в прямо противоположном направлении. Мену отказывался от всех ранее достигнутых его предшественником договоренностей и перекладывал ответственность за решение египетского вопроса на правительство Французской республики, что фактически означало отсрочку на неопределенно долгий срок — до заключения общего мира. Не удивительно, что письмо Мену вызвало в ставке великого визиря настоящий переполох. Слово Франкини:

«После получения этого послания господин командор и я пошли к в[еликому] визирю. Тот, узнав от нас его содержание, позвал нас с собою в шатер капудан-паши. Кьяйя-бей и рейс-эфенди тоже туда пришли. Мне было поручено устно перевести его для всех собравшихся. Смерть Клебера, о которой уже несколько недель говорили в [турецкой] армии, была подтверждена этим письмом, где высказывалось также мнение об убийстве генерала.

В этом собрании опять повторили то, о чем говорилось на последнем совете. Приняли решение как можно скорее возобновить военные действия одновременно в нескольких пунктах. Подтвердили также отъезд капудан-паши в ранее намеченный день.

Тем не менее Смиту поручили ответить на письмо генерала Мену, обещав ему свободный проход французской армии во Францию и предложив ему эвакуацию, как было намечено тремя днями ранее» {915} 915 Э. Франкини — В. С. Томаре, 4 июля 1800 г. — Там же. Л. 71. .

Таким образом, поведение великого визиря в эти дни не дает никаких оснований считать его причастным к заговору по убийству Клебера. Странно было бы, отправив убийцу для покушения на жизнь французского главнокомандующего, строить затем далеко идущие планы на взаимодействие с последним по эвакуации его армии. Подобное поведение выглядело бы по меньшей мере не слишком адекватным.

Да и отвечая на ключевой вопрос любого расследования: Qui prodest? (Кому выгодно?) — едва ли мы в связи со смертью Клебера укажем на великого визиря. Гибель генерала в один момент лишила Юсуф-пашу возможности мирным путем вернуть Египет под власть султана, что, казалось, было уже делом ближайшего будущего. Теперь же ему предстояла новая военная кампания со всеми ее материальными издержками и неопределенным исходом.

Спрашивается, разве Мену, возлагая вину за смерть своего предшественника на великого визиря, не понимал, что Юсуф-паша от этого события не только ничего не выиграл, но и проиграл? Я уверен, что всё он прекрасно понимал, поскольку был человеком совсем не глупым, однако его собственный интерес заставлял обвинить именно турецкого министра. Интерес этот состоял в том, чтобы развернуть громоздкий корабль Восточной армии с курса на эвакуацию, которым следовал прежний капитан, на новый курс — на колонизацию, горячим сторонником которой был Мену. Причем, этот поворот на 180 градусов предстояло сделать вопреки желанию подавляющего большинства экипажа, который вполне мог выйти из повиновения, узнав, что новый капитан хочет опять направить корабль в открытое море в тот момент, когда до вожделенной родной гавани уже рукой подать. Поскольку весть о мирных предложениях со стороны противника и его обещаниях беспрепятственно пропустить французов домой рано или поздно дошла бы до личного состава армии, надо было настолько скомпрометировать источник этих предложений, чтобы французские солдаты им просто не поверили.