Александр Чудинов - Забытая армия. Французы в Египте после Бонапарта. 1799-1800

Компрометация Морье, автора официального послания, которое могло бы стать судьбоносным для всей Восточной армии, началась, как отмечалось выше, с публикации его дневника в газете Courrier de l’Egypte еще при жизни Клебера, пока Мену временно подменял главнокомандующего в Каире. Гибель Клебера и вовсе придала словам Морье о «военной хитрости» зловещий смысл, бросая тень подозрения в соучастии убийству и на него лично, и в его лице на всех английских представителей. Мену отнюдь не случайно съязвил по поводу «военной хитрости» в письме Смиту. О том, что усилия по компрометации Морье получили ожидаемый эффект, мы можем судить по фрагменту из письма Пейрюса матери от 20 июня 1800 г.:

«Когда англичане, опомнившись от своих прежних ошибок, вновь предложили нам вернуться во Францию, Смит не позволил нам получить эти письма. Господин Морье, секретарь лорда Элджина, посла в Константинополе, сделал нам это предложение напрямую, но события изменили наши представления, и мы уже не хотим покидать Египет» {916} 916 Peyrusse А. Ор. cit. Р. 107. .

Как видим, к этому моменту Пейрюс уже знает о послании Морье, которое Клебер в последние дни своей жизни, похоже, так и не получил. Подобная осведомленность юноши неудивительна, ибо он продолжал какое-то время исполнять обязанности секретаря главнокомандующего и при генерале Мену. Однако характерно, что шесть дней спустя после трагической смерти Клебера письмо уже не производит на молодого человека такого впечатления, какое могло бы произвести до того: прошедшие события не позволяют ему впредь верить обещаниям англичан.

Усилия по дискредитации великого визиря, предпринятые в ходе расследования убийства Клебера, имели целью вызвать у личного состава армии такое же недоверие к туркам. Мену надо было спешить, чтобы поднять уровень этого недоверия у своих подчиненных на нужную высоту еще до того, как мирные предложения неприятеля станут достоянием широкого круга военнослужащих. В данном отношении весьма показателен прием, оказанный им Райту, привезшему в Каир новое письмо Смита. Вернувшись, Райт в докладе командору от 5 июля так описывал свою встречу с новым французским главнокомандующим:

«Прибыв 29 июня 1800 г. в штаб-квартиру французской армии в Каире, я был встречен у дверей адъютантом главнокомандующего Мену, которому я сразу представился английским парламентером, доставившим послание главнокомандующему от сэра Сиднея Смита.

Адъютант спросил, кто те два человека, что меня сопровождают. Я ответил ему, что один — турецкий парламентер, другой — мой переводчик. Он ответил: что касается турецкого парламентера, то, по его мнению, тому лучше возвращаться, откуда приехал. Он покинул меня со словами, что пойдет и сообщит обо мне генералу Мену, который после убийства генерала Клебера является главнокомандующим Египетской армией. Адъютант быстро вернулся и попросил меня подняться с моим переводчиком к главнокомандующему, а турецкому парламентеру велел ждать у дверей, приказав охране не позволять ему ни с кем разговаривать.

Я вошел в сопровождении своего переводчика, одетого на турецкий манер, к генералу Мену и двинулся вглубь помещения, где он сидел, когда он резко и зло крикнул своему адъютанту, повторив затем несколько раз: “Я не звал турка!” Я сказал ему, что это не турок, а мой переводчик. Он [Мену] поднялся мне навстречу и посадил меня на стул возле себя.

Я тут же заговорил, сообщив о том, что являюсь парламентером, и протянул ему привезенное с собой письмо. Взяв его, он спросил меня таким же тоном, какой я уже отметил: “Какова цель? Хотите вернуть мне шефа бригады Бодо, которого визирь удерживает у себя вопреки международному праву и всем правилам войны?” Я ответил, что этот офицер еще до моего приезда в Яффу уже отправлен Его превосходительством [великим визирем] морем в Дамьетту в обмен на удерживаемых французами эфенди и что я рассчитывал встретить его в Каире.

Тогда он открыл письмо и, прежде чем его прочесть, сказал мне, что он уже ответил относительно эвакуации Египта и что я должен был встретить по дороге курьера с посланием. Оно содержит абсолютно такой же ответ, что и ранее, а именно то, что всякое соглашение между французской армией, великим визирем и союзниками Порты должно быть представлено на ратификацию консулам, правящим сегодня во Франции. У него нет полномочий поступать иначе, и он не понимает, как покойный генерал Клебер мог рассчитывать потом оправдаться, заключая такое соглашение. Он лично был против подобного соглашения еще на стадии переговоров и принимал волю и дела вышестоящего начальника, хотя их и не одобрял.

Затем он заговорил со мной об убийстве генерала Клебера, которое он ставит в вину великому визирю, и сказал мне с возмущенным и презрительным видом: “Таковы, сударь, союзники, которым вы служите, пытаясь нас победить. Кинжал — оружие одних лишь трусов. О том постыдном применении, которое ему нашли, все правительства будут извещены через протоколы следствия, включающие в себя признание преступника (который показал, что его использовал Мухаммад-паша {917} 917 Откуда в данном контексте появился некий «Мухаммад-паша», сказать трудно. Возможно, Райт ослышался или ошибся, когда по памяти составлял отчет о разговоре. То же касается и определения Сулеймана в качестве «янычара». Ни того, ни другого во французских документах нет, зато после доклада Райта в ставке Великого визиря при пересказе французской версии происшедшего всякий раз будут упоминать таинственного «Мухаммада-пашу» и «убийцу-янычара». Последний даже попадет, как мы увидим далее, в официальную Прокламацию великого визиря. , обещав большую награду) и отправленные мною сейчас в печать. Дело чести всех правительств отомстить за это ужасное покушение, и армия под моим началом намерена свершить впечатляющее возмездие”. После этого он дал мне прочесть копию своего письма, адресованного сэру Сиднею Смиту.

Я ответил ему, что отсрочка в реализации условий соглашения не отвечает интересам союзников, учитывая, насколько они уже продвинулись в своих военных приготовлениях; что великий визирь уже собрал в большом количестве новые войска, число которых растет день ото дня с прибытием албанцев, чья храбрость известна, а число превышает 20 тыс. чел.; что с нашей стороны поворот в европейской войне высвободил значительную часть армии и что союзники выделят военные средства для отвоевания Египта вновь, а его решение не исполнять соглашение станет известно. Что касается невозможности для него что-либо заключать без одобрения его правительства, то я полагаю (не пытаясь, однако, предугадать тот объем полномочий, коим он обладает), что всякий генерал во главе армии, подверженной превратностям войны, имеет право в критически крайних обстоятельствах заключать ради ее спасения ту или иную капитуляцию. А Эль-Аришское соглашение столь тщательным образом и с такой деликатностью заботится о чести армии, что большего в данном отношении невозможно и пожелать.