Владимир Артамонов - Турецко-русская война 1710–1713 гг.

8 сентября послы вручили ратификационную грамоту султану. 13 сентября на второй аудиенции послы говорили Ахмеду III о том, что «Его Царское Величество ничего иного так не желает, как с Вашим Величеством содержать чистую соседскую дружбу и корреспонденцию и не сумневается, что и Ваше Салтаново Величество с своей высокой страны по своему славному праводушию и истине тот трактат равенственно своею ратификациею подтвердить и свято и ненарушимо содержать до определе нного сроку [будет]».

Для приличия дали слово и неизменно безгласному М. Б. Шереметеву, который сказал: «Мы за особливое счастие себе причитаем, что сподобились по толиким трудностям сие обоим государствам полезное дело ко окончанию привести и в том орудием быти […] Просим немедленно вручить нам взаимно свою императорскую ратификацию и нас повелеть отпустить к нашему царю и государю».

Казалось распре пришёл конец. На Украине начались согласованные действия против нарушителей мира. Бендерский Мустафа-паша в приветствии «христианской веры избраннейшему и в законе своём славнейшему, благодатнейшему и милостивейшему другу» Шереметеву сообщил, что под страхом жестокого наказания он закажет запорожским атаманам отгонять скот и табуны с Украины. Абди-паша просил содержать с ним «любовное соседство» и рекомендовал заболевшему 8 сентября и «лежавшему при смерти» фельдмаршалу хватать своевольцев [1027].

В сентябре вокруг Киева корма были потравлены, наступил «великий падеж» лошадей, валялось и умирало до двух тысяч больных. Шереметев вместе с гетманом Скоропадским выехали за Днепр и распустили по домам казачьи полки. Борис Петрович приказал больше не призывать иррегулярных воинов с Балкан, из их наличного числа выбрать только лучших и просил о передислокации его корпуса.

1 октября Пётр I распорядился оставить на зиму для обороны малороссийского края войска кругом Киева и по Днепру, а шесть драгунских полков вывести в великороссийские города.

Однако вздувшееся величие подталкивало Порту ещё раз нагнуть Россию и заставить платить дань хану — «выборному скифского народа правдивому слуге и превысокого нашего государства и древнему рабу и исполнителю». Турецкие «комиссары», которых готовили к межеванию границ, 13 сентября «в дружеском разговоре покладно и ласково» снова напомнили о погодной даче хану.

После 9 октября Али-паша «зело являя себя сердита в пересылках», опять пригрозил войной и арестом послов, «чтоб о 10 пункте в даче ханской они послы с ними трактовали… и ежели они того не учинят, то паки воспоследует война и они послы, по прежнему в Едикул будут посланы»». «З дерзновением» ему было отвечено, что 10 пункт отлагается «до иного времени… хотя бы из того и война назавтра произошла». Послы положат «живот свой и честь за высокий интерес Царского Величества… и лехчае некоторые городы отдать, нежели на сие позволить». Мир заключался с Портой, но не с крымцами, «а буде то в воле татарской… то никогда сей мир не будет крепок и их, яко хищников, ничем удовольствовать кроме страху невозможно» [1028].

Наконец 22 октября «генеральный консилиум» военных, мирских и духовных чинов единогласно постановил «за крымский запрос войну весть противно закону их» и предложил султану вернуться в Стамбул. Собрание закончилось молитвой и «закланием в жертву многого скота».

«Для чести Его Царского Величества» четыре посла — П. А. Толстой, П. П. Шафиров, Д. А. Бестужев-Рюмин, М. Б. Шереметев, (на которых выдавалось от Порты всего навсего 135 левков на день), держали «по вся дни стол публичный и нескудный» для приема иноземцев, духовных лиц и купцов. Из этой суммы кормились курьеры и две сотни скопившихся при посольстве человек, ни одного из которых турки не позволяли возвращать. Все же контраст обхождения с русскими по сравнению с «обруганным и в великой нужде» Карлом XII, который «сих варваров ещё час от часа болше на себя к злобе побуждает», был огромным. Его радения разжечь снова войну расценивались русскими послами как «замки на воздухе». Предполагалось, что он будет «сослан в место Измит [1029]и тамо до смерти держан будет, как тамо ж умер и Текелий» [1030].

На польско-османской границе напряжённость спала — войска разводились в разные стороны. Шереметев получил весть, что 20 тысяч турок уйдут к Бендерам, в Валахию и Молдавию, а в Хотине останутся янычары, артиллерия с расчётами и египетские войска со своими пашами. Ротмистр Анофриев, посланный Шереметевым в Хотин, видел укрепленную крепость и 120 медных и чугунных пушек и полагал, что при Абди-паше осталось 20 тысяч янычар и сипахов.

На аудиенции у султана 27 октября Шафиров говорил о «счастье явитися во всепокорности пред счастливейшим лицом Салтанова Величества» и просил Господа, чтобы тот подал «обоим империям пожеланные плоды сего святого покою благополучно вкусити». Султанская ратификация договора от 13 июня 1713 г. была получена, но никому из четырёх послов не разрешили выезжать вплоть разграничения рубежей.

12 ноября 1713 г. султан и его двор выехали из Эдирне. Великодержавие Блистательной Порты сияло в полной мере. Процессия возвращалась торжественно — в парадных одеждах, со святыней — зелёным знаменем Пророка, Кораном и одеянием Магомета. «И тем, слава Богу, война их окончилась, в которой они двух королей [1031], повоевав, в полон взяли» — не преминул подковырнуть Шафиров, который теперь слал пожелания вступить русским «в клятвенное место — Стокгольм и преклонения гордой выи злобного народа под ноги» царя.

26 ноября Ахмед III «отправил свой въезд в Царьград с великою помпою, якобы победитель». Чтобы ярче выпятить значимость своего похода в Эдирне, султан-халиф приказал казнить бывшего садразама Юсуф-пашу. «А пред въездом своим стоял он несколько дней в наметах на поле… недалеко от Царьграда и туда привезена к нему отсеченная голова бедного Юсуф-паши, бывшаго прошлого году везиря, а нашего доброго приятеля, которой… удавлен в Родосе и разглашена ему вина, будто он мир тогда с нами учинил по страсти не основательной, а ныне будто салтан уже своим походом оной зделал основательной» [1032].

В ноябре Ахмед III послал «его высочеству» Каплан Гераю «императорскую грамоту»: «Понеже меж нашим Высоким Империем и Царём Московским заключён есть блаженной мир, того ради не надлежит от многочисленного войска татарского… учинитися никакому действу противному и непристойному против того миру, також подобает кондиции оного сохранять и почитать» [1033].

29 ноября русское посольство поставили на «прежние дворы» в Стамбуле.

За два месяца до этого турецко-татарское посольство во Львове во главе с везиром хана Шефершахом вручило коронным и литовским гетманам 17 сентября грамоты, в которых признавался Карловицкий мир, а Август II королём. В конце сентября стороны подтвердили, что Карлу XII, когда тот отправится в путь от Снятыни до Гданьска с шестью тысячами мусульманского конвоя, не будет препятствий ни от польских, ни московских войск. Русские не должны появляться в «Лехистане». Станиславцы присягнут Августу II, а Речь Посполитая даст им амнистию и вернёт имения.