Владимир Артамонов - Турецко-русская война 1710–1713 гг.

Конечно, всех «языков» обязательно допрашивали. По их словам Русская армия, находившаяся недалеко от османского войска, состояла из 5–6 тысяч человек, с ними был и молдавский господарь Кантемир. Второе войско состояло из 80 тысяч человек и находилось под командой сына Шереметева. Под командованием же царя находилось ещё 120 тысяч солдат. По словам одного из «языков», царь, завидев издали османское войско, взял подзорную трубу и увидев громадное количество турецких солдат, гневно отругал Кантемира. Тот же в свою очередь заверил, что численность османского войска не имеет значения, так как многие из аскеров, испугавшись, отступят.

Очевидно, что многие из «языков», попавших в руки турок, давали абсолютно неверные сведения о царской армии и её состоянии. Эти показания напугали Балтаджи и оказали на него сильное влияние.

[…] Вот что показал один из пленных: «Наш царь по прибытии в Яссы отделил 12 тысяч всадников и, выдав им 12 пушек, куда-то отправил. А куда, не знаем. У нашего царя есть ещё один командир, которого кличут «Соболиной бровью». Вот у него есть в свою очередь, 25 тысяч отважных всадников, они ещё не прибыли, но вот-вот прибудут. Везир снял с себя кафтан, надел его на воина, который привёл этого «языка», дал ему 50 курушей и «отправил душу врага прямиком в ад, срубив ему голову своей рукой». Если принимать во внимание данные, приведённые этим пленным, то число солдат в русском войске, не считая корпус генерала Рённе, составляло 230 000 человек. Перебежавшие к туркам шведы давали совсем другие цифры. Кому должен был верить Балтаджи Мехмед-паша? В османском стане более охотно верли информации «языков», потому что считали Русскую армию очень сильной. Именно по этой причине Садразам вёл себя опасливо, даже слишком осторожно и поэтому не пустил 19 июля через мост ни янычар, ни пушки, в которых очень нуждались сражавшиеся турки.

На основании данных шведов, перебежавших от русских к туркам, Балтаджи Мехмед-паша и его военачальники сделали вывод о том, что Русская армия «разделилась» на три части, но вместо того, чтобы её уничтожить, они действовали медленно и нерешительно. 18 и 19 июля три моста были построены. Утром 19 июля нужно было срочно бросить вперёд всадников, пехоту и лёгкие пушки. 19 июля самые необходимые османские войска остались незадействованными. У турок было столько неиспользованных возможностей утром 19 июля, что следует откровенно признать бездарность османских военачальников. И действительно, по словам командира албанцев Махмуд-бея, «Балтаджи Мехмед-паша и его воители были неискушёнными, бездарными и бесчестными ублюдками».

[…] Командующие же русской армии — и русский царь и генералы — делали всё возможное ради успеха России, использовали любые шансы и доказали, что готовы ради этого на самую большую самоотдачу и даже самопожертвование.

19 июля все русские силы соединились у «Гуры Прутецулуй». К шести часам вечера, пока царь был занят приведением армии в порядок, татары и сипахи заняли все окружающие высоты. Русским не оставалось другого выхода, кроме как отступать. Уже отмечалось, что они решили уходить к Яссам… А османские войска, получив приказ от командования, вернулись обратно к мостам. Наблюдать за русскими остались только татары — и возможно, воины Татар Салиха-паши. Эти отряды заняли возвышенности по правую сторону от русского лагеря, поставили шатры, разожгли костры и провели там ночь. Итак, больше 19 июля ничего существенного не происходило.

Понедельник (9/20 июля)

Как уже отмечалось, в османском лагере 19 июля, готовились к дальнейшему движению вперёд. Достраивались укрепления у мостов, глашатаи ходили по лагерю и сообщали, что «завтра, в понедельник, готовится переход по мостам, поэтому всю тяжёлую поклажу необходимо оставить и быть готовыми к маршу». В лагере царило возбуждение. Пехота была полна решимости схватиться с врагом. Предполагалось, что воины пройдут по мосту после полуночи, а перед этим нужно переправить тяжёлую артиллерию.

Садразам в воскресенье направил командующему артиллерией такой приказ: «переправить через Прут пушки на свободных подводах». Агу янычар просили «оказать помощь в переправе пушек». Анатолийскому и румельскому бейлербеям (каждому отдельно) было сказано: «после того, как пушки будут переправлены по мостам и прибудут на место, подготовить по два знамени для каждой части войска». Вот что, по словам Ахмеда ибн Махмуда царило в османском лагере за ночь до решающих событий: «Вечером воины поели плова, глашатаи же сообщали всем, «что нужно оставить всё самое тяжёлое, а утром, даст Аллах, двинемся вперёд». Все прощались друг с другом; разве можно было сомкнуть глаза в такую ночь? Братья по вере говорили: «брат, не оставим же наши тела неверным, а оставшиеся в живых пусть отомстят за сыновей и дедов». Со слезами на глазах все возглашали: «Боже, когда же настанет утро?». По записям Ахмеда можно понять, что с одной стороны, османские воины понимали опасность битвы с русскими, с другой — было сильно желание настичь и уничтожить врага. До поздней ночи в воскресенье шла подготовка к выполнению данных распоряжений. Так и завершился этот день.

На рассвете, как и было приказано, все тяжёлые пушки были перевезены по мостам, очередь дошла до солдат…

[…] Переход всех османских войск по мостам занял несколько часов. Садразам, перейдя реку, решил не двигаться сразу дальше и велел поставить рядом с переправой свой шатёр. Было заметно, что османское командование никуда не торопится. Садразам пожелал лично следить за переходом всего войска. В одном из источников это объясняется нехваткой смелости османского руководства. Очевидно, что пехота и другие подразделения после перехода Прута задерживались намеренно.

На другой стороне Прута у мостов была высота, а чуть дальше от берега — равнина. Это место у Прута «напоминало стамбульский район Фенербахче». После прохода мостов войска выходили на равнину и брали путь на Яссы. Если верить Понятовскому, то якобы для того, чтобы поторопить Балтаджи, вперёд были посланы несколько турецких воинов, которые потом вернулись и доложили, что никого из них враг не пленил, его впереди нет. Балтаджи приказал свернуть шатёр у моста и продолжил движение.

Как было отмечено выше, русская армия ещё 19 июля в 11 часов вечера начала отступать. Русские сожгли часть своего самого тяжёлого груза прежде, чем отправиться от «Гуры Прутецулуй». Однако операция «облегчение» на этом не закончилась. Русский лагерь находился под неотрывным наблюдением татар.

[…] Хан Девлет Герай поручил это сыну Азамат Герая — Ислам Гераю и Осману-аге. Рано утром 20 июля, когда царская армия начала марш, а правый фланг войск под командой Репнина оказался немного впереди, между основным корпусом армии и дивизией Алларта образовался разрыв. Татары мгновенно набросились на русский обоз, оставшийся без прикрытия. К ним присоединилась и часть сипахов. Генерал Алларт, пытался построить шеренги из нижегородских гренадёр и солдат Роппа и двинуть их в образовавшуюся брешь. Однако много повозок с амуницией было потеряно. Русским при этой атаке пришлось потерять до 6000 телег с поклажей. Испорченное имущество они рассовывали по мешкам. В результате налёта татар Русская армия потеряла значительную часть своей амуниции. Кроме лопат, топоров, гвоздей и прочих инструментов, было потеряно и много провианта, татары лишили их даже винных запасов. Заполучив такое количество трофеев, татары занялись их разделом между собой…