Владимир Артамонов - Турецко-русская война 1710–1713 гг.

«Несчастия бояться — счастья не видать» — говаривал Пётр I. Под Полтавой государь не сомневался в победе. 27 июня 1709 г. его пламенная речь была так горяча, что солдаты срывали мундиры и просили скорее вести их в бой! В апогее Полтавской битвы царь показал чудеса храбрости, он вывел в атаку второй батальон Новгородского полка и бесстрашно понёсся на стрелявших в упор шведов. Эмоции полководца воспламеняют солдат и приказ государя на Пруте мог бы вызвать такой же взрыв самоотверженности.

На молдавской земле всё менялось мгновенно, решения принимались почти экспромтом.

Пётр Великий был гигантом духа, но раскачка его психики могла быть огромной. Необузданность сопровождала всю его жизнь. Трижды он терял самообладание — при бегстве от царевны Софьи в Троицкий монастырь в ночь с 7 на 8 августа 1689 г.; через 11 лет перед появлением шведов у Нарвы ночью 18 ноября 1700 г.; и вот теперь снова через 11 лет — на Пруте.

Лобовые атаки противника впечатлили царя. О неистовстве янычар и сипахов Пётр писал: «…пехота турецкая, хотя и нестройная, аднакож зело жестоко билась и ежели б по своему людству фронтом везде отаковали, то б небезопасно было»; османскую конницу «никто нигде не побивал из регулярных» [477] Резолюции Петра на донесении Б. П. Шереметева 1–8 мая 1712 г. ППВ. Т. 12/1. С. 184. .

Турецкие ядра грозили накрыть весь лагерь. «Огонь из центра к окружности ничтожен, огонь из окружности в центр — неотразим» (Наполеон Бонапарт). С рассвета и до 14 часов дня от обстрела из 310 орудий пало 2856 человек [478] Фельдмаршал граф Б. П. Шереметев… С. 54. . Если рассвет на широте Станилешты 10 июля начинается в 3:40 утра, то ежечасно вплоть до 14 часов выходило из строя по 286 человек регулярных войск.

Воля царя была смята казавшейся «неисчислимостью» противника. Всюду к западу, к востоку и югу от Прута было видно море вооружённых людей, которые перемещались, скакали или работали. Шведы считали положение противника безнадёжным [479] Сообщение С. Лагерберга Карлу XII 10 июля: «С сердечной радостью сообщаю, что царь с его армией в 50 000 человек… у Прута траншеями и пушками так окружён, что если Бог особо не захочет наказать нас, то по человеческому разумению оттуда уже никто не выйдет». [ Lagerberg S. ] Sven Lagerbergs Dagbok… S. 188. . Возможная гибель блокированной армии вместе с ним, царицей, генерал-фельдмаршалом, правительственным аппаратом, русской гвардией и только что выпестованным офицерским корпусом, а также с казной, полевой канцелярией, — всё это могло представляться царю государственной катастрофой и крахом реформ [480] Потом царь писал: «…не токмо лутчее войско российское, а паче в присутствии самих их высочеств, дражайших высоких особ, но и благополучие всей империи Росийской в отвагу отдать было небезопасно». ППВ. Т. 11/1. С. 570. «Пётр I знал, что в этот час он олицетворял Россию». Масси Р. К. Пётр Великий. Смоленск, 1996. Т. 2. С. 416. . Царь запамятовал о своей способности воспламенять солдат энтузиазмом.

Если день 27 июня 1709 г. было звёздным часом царя, то 10 июля 1711 г. стало предельным спадом воли за всю его военную судьбу. Подобное случалось и с другими полководцами — например, в битве при Мольвице (Силезия) 10 апреля 1741 г. Фридрих Великий поддался страху и в отчаянии бежал с поля боя. После битвы при Кунерсдорфе 1 августа 1759 г. он в крайней безнадёжности оставил записку: «Я не переживу моего несчастья… Прощайте навсегда!».

Примерно в 6–7 часов утра произошёл нервный срыв Петра I, не смыкавшего глаз двое суток. Им были пережиты жутчайшие мгновения: «И, правда, никогда, как и почал служить, в такой десперации не были» [481] ППВ. Т. 11/2. С. 12. . Стресс дополнился эпилепсией, которая часто гостила у царя. Датский посланник Юль пересказывал слова некоего очевидца: «Как рассказывали мне, царь, будучи окружён турецкою армией, пришёл в такое отчаяние, что как полоумный бегал взад и вперёд по лагерю, бил себя в грудь и не мог выговорить ни слова. Большинство думало, что с ним удар» [482] Юль Ю. Записки… С. 314. С генерал-фельдмаршалом Меншиковым, будь он командующим, подобного бы не случилось. В первой редакции ГСВ было написано: «мужественный и великодушный государь в самом огне между летучими пулями и ядрами верхом ездил и премудро войском своим командовал». ГСВ. Вып.1. С.174. В последней редакции такое подобострастие было исключено. .

Страх парализует. Победить врага, сомневаясь в собственной мощи, невозможно. Без равновесия нельзя было принять оптимальное решение — идти на прорыв с высшей степенью мужества — бесстрашием отчаяния. Направляющей воли командующего не стало. В фальшивом, как доказано многими историками [483] Соловьев С. М. История России с древнейших времен. М., 1962. Т. 8. С. 388; Павленко Н. И. Пётр Великий. М., 1990. С. 347–358; Wittram R. Peter I… S. 384–385; Водарский Я. Е. Загадки Прутского похода… С. 142–156. «завещании» Петра I сенаторам от 10 июля 1711 г. имелись слова: «Я… ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что я впаду в турецкой плен… Ежели же я погибну, …то изберите между собою достойнейшего моим преемником» [484] ППВ. Т. 11/1. С. 315. . Но эта выдумка, напечатанная в 1783 г. собирателем анекдотов «профессором элоквенции и аллегории» немцем Я. Штелиным, свидетельствует о том, как прочно врезался в память современников слом воли русского венценосца на Пруте.

Не желая, чтобы видели его мучительные судороги, царь скрылся в палатке. Невиданный характер тут проявила «новоназванная царица». В отличие от мужа, Екатерина Алексеевна среди воя и плача женщин не растерялась. Не она приняла решение о созыве военного совета и вступлении в переговоры, но именно она, будучи на седьмом месяце беременности, вывела царя из шока и подняла его дух. Благодарную память о роли жены на Пруте Пётр I сохранил почти до конца жизни.

«…Наша любезнейшая супруга государыня императрица Екатерина великою помощницею была… и во многих воинских действах, отложа немощь женскую, волею с нами присутствовала и, елико возможно, вспомогала, а наипаче в Прудской баталии с турки (где нашего войска двадцать две тысящи, а турков двести семьдесят тысящ было), почитай, [в] отчаянном времяни, как мужески, а не женски поступала — о том ведомо всей нашей армеи и от них, несумненно, всему Государству» [485] Манифест 15 ноября 1723 г. о предстоящем короновании Екатерины Алексеевны. Воскресенский Н. А. Законодательные акты Петра I. М.-Л., 1945. Т. 1. С. 180. Адъютант Петра Великого и позже вице-адмирал русского флота Франц (Никита Петрович) Вильбуа (1674–1760), ссылаясь на труд «Ивана Нестесурануа» («Nestesuranoi») — гугенота Жана Руссе де Мисси (1686–1762) «Mémoires du règne de Pierre le Grand, Empereur de Russie, Père de la patrie, etc. etc. etc.» Т. 1–4. La Haye; Amsterdam, 1725–1726, писал, что Екатерина, переговорив с царём, предложила солдатам и офицерам выход из мышеловки. Разъезжая на коне по лагерю между палатками и землянками, она призывала пожертвовать личными средствами и драгоценностями, чтобы получить «золотой мост» к отступлению. Даже солдаты стали нести свои гроши. Villebois F. Anecdotes de la cour de Russie, sous le regne du czar Pierre Premier et de la sa secounde femme Catherine. РГАДА. Ф. 1292. Оп. 1. Д. 124. Л. 60–62. См. также «Вопросы истории 1991. № 12. С. 192–206; 1992. № 1. С. 139–155; Артамонов В. А. Трагедия царской семьи // Семевский М. И. Царица Екатерина Алексеевна, Анна и Виллим Монс 1692–1724. М., 1994. С. 20–21. . После Прутского сражения государыня обрела популярность и в армейских кругах.