Сьюзан Винсент - Волосы. Иллюстрированная история

Ил. 4.20. «Гости, которых мы никогда больше не пригласим, — № 2». 1913. Карикатура иллюстрирует популярные представления о хамстве богемы, которое ассоциировалось с неряшливой одеждой, неопрятными волосами и бородами

Ил. 4.21. Бородатый нонконформист Эрик Гилл перед своей скульптурой у штаб-квартиры Би-би-си в Лэнхем-Плейс, Лондон. Ок. 1925. На нем халат, а не брюки, — типичный для него выбор платья

Пока представители богемы продолжали вести свой творческий, распущенный и непричесанный образ жизни, общество вокруг них становилось все более гладко выбритым. Борода давно вышла из моды, а теперь и усы получили множественные прочтения. Таким образом, в первое десятилетие XX века в газетах начались дебаты об их реальной желательности: раскрывают ли усы характер? Улучшают ли они черты лица или портят? Представители каких профессий могут носить усы? Могут ли усы приводить к социальному краху? Женщины, в частности, обычно изображались как неодобряющие ношение усов (хотя те были не так страшны, как борода), в числе причин негативного отношения указывались их негигиеничность, то, как они скрывали рот, придавая подозрительный вид, неприятные ощущения от поцелуя с усатым мужчиной, то, что мужчина без усов выглядел моложе, воспитаннее и умнее [337] См., например, DM: Moustaches or Not. 1906. July 20. Р. 5; Moustaches Unpopular. 1909. July 14. Р. 4; Shaven «Ladies’ Man». 1912. February 24. Р. 5; Clean-Shaven Army. 1913. July 8. Р. 4. . С этого момента все чаще нормой мужественности считалось отсутствие волос на лице. Как проницательно заметила хозяйка одного великосветского салона в 1912 году, у «современного „дамского угодника“» — то есть молодого, современного и модного мужчины — «нет ни бороды, ни усов. Он должен иметь наружность американского типа, то есть с правильными чертами лица подобно античному изваянию» [338] Shaven Ladies’ Man. .

Тем не менее все эти мужчины и женщины не подозревали, что за кулисами уже готовилось катастрофическое событие, сокрушительное влияние которого на социальный ландшафт Британии коснулось даже незначительных элементов самопрезентации мужчины: в жизни целого поколения гладкощеких молодых людей ворвалась Первая мировая война. К тому времени, когда в Бельгии были произведены первые выстрелы, ношение усов связывалось с военными уже очень давно. Со времен Пиренейских войн столетием ранее воинские усы быстро стали частью доблестного образа британского солдата, и хотя правила относительно их формы и длины время от времени менялись, так же как и звания и полки, которым они были положены, в общем и целом волосы над верхней губой были допустимы, а иногда обязательны. Хотя под влиянием мирной моды на чистое бритье они становились все более непопулярными — и, конечно, фотографии демонстрируют, что далеко не все солдаты были с усами, — перед началом Первой мировой войны офицеры теоретически должны были носить аккуратно подрезанные усы. Как заявил представитель военного ведомства в 1913 году, «если офицер бреет свою верхнюю губу, это считается нарушением дисциплины, и этот вопрос рассматривается командиром». Генерал-майор сэр Альфред Тернер также пояснял: «Среди офицеров, несомненно, растет протест против усов, которые их заставляют носить. Я заметил увеличение числа армейцев, сознательно побривших верхнюю губу в нарушение правил. Проступок, конечно, незначительный, но это явное нарушение дисциплины» [339] Clean-Shaven Army; также см.: Military Men and Moustaches // DM. 1906. July 21. P. 6. . В дневнике Синтии Асквит есть особенно трогательные отрывки, когда она впервые видит своих друзей-мужчин и членов семьи с «армейскими усами» [340] Asquith. Diaries. Рp. 212, 223. . Наряду с дисциплинирующей новой униформой, подобные изменения в лице маркировали новый статус мужчины как подчиненного власти и распорядку системы — его индивидуальность поглощена огромной машиной войны (ил. 4.22). Многим из тех, кого любила Асквит, не суждено было вернуться.

Ил. 4.22. Солдат зазывает. Вербовочный плакат времен Первой мировой войны. 1915

В октябре 1916 года предписание отменили, и ношение усов в армии официально стало необязательным, хотя они оставались обычной и типичной частью образа офицера [341] The Army Moustache // The Times. 1916. October 7. P. 5. . Неясным остается то, какое влияние имела такая институционализация бритвенных привычек на жизнь после войны. Возможно, после пережитых ими ужасов она вызвала у демобилизованных еще большее неприятие волос на лице; но возможно, что верно и обратное: усы — в те дикие послевоенные годы — могли иметь коннотации долга, дисциплины, патриотизма и самопожертвования. Возможно, что в итоге имело место и то и другое, так как в течение 1920‐х и 1930‐х годов тонкие усы вовсе не были редкостью, хотя социальная практика гораздо больше склонялась к полному сбриванию растительности на лице.

Одной очень публичной сферой, где в послевоенный период усы действительно имели влияние, был киноэкран. Иконы золотого века кино задумчиво глядели на зрителей поверх своих гипнотических усов. Усы были визитной карточкой таких актеров, как Кларк Гейбл, Рональд Колман, Джон Берримор и оба Дугласа Фэрбенкса (ил. 4.23). Историк Кристофер Олдстоун-Мур предположил, что усы в этом воплощении представляли собой провокационную индивидуальность; с точки зрения исследовательницы Джоан Меллинг, исполнители ролей героев-любовников 1920‐х годов также были раскованными, страстными и чрезвычайно индивидуализированными, с «черными усиками, символом героической маскулинности» [342] Oldstone-Moore C. Moustaches and Masculine Codes in Early Twentieth-Century America // Journal of Social History. 2011. Vol. 45. Pр. 47–60, esp. рр. 54–56; Melling J. Big Bad Wolves: Masculinity in the American Film. New York: Pantheon Books, 1977. Pр. 44, 45. . Эти экранные кумиры, возможно, играли тот род персонажей, к которым можно было бы применить знаменитое изречение: «безумный, испорченный и опасный» («mad, bad and dangerous to know»). Конечно, интересно рассмотреть субъект ставшего притчей во языцех описания Каролины Лэм в сопоставлении с этими более поздними культурными символами. Байрон на своем наиболее «корсароподобном» портрете (ил. 4.24) имеет почти сверхъестественное сходство с кинозвездами последующего столетия. Культивировавшийся на экране образ тщательно конструировался и контролировался как киностудиями, так и самими актерами. Например, киностудия Twentieth Century Fox, связав увеличение количества писем от поклонников обычно чисто выбритому Тони Мартину с появлением растительности на его верхней губе в фильме «Али-Баба едет в город» (1937), попросила актера снова отрастить усы, а Уоррен Уильям к 1932 году по требованию режиссеров отрастил и сбрил усы пять раз [343] New Star Gets New Order — «Grow Moustache!» // DM. 1937. December 28. P. 16; Filmland Chatter // DM. 1932. July 1. P. 17. . Долг перед поклонниками вступил в конфликт с долгом перед историей, когда Рональд Колман играл Клайва Индийского. Когда историческая достоверность одержала верх, и Колман решил сбрить свои фирменные усы, он буквально попал в заголовки газет. «Колман сбривает усы», — гласила статья в Daily Mirror, как и почти все остальные материалы, связанные с выходом фильма, включая простые киноанонсы, перечислявшие сеансы на неделю вперед. Таким образом, будущие зрители в мае 1935 года были предупреждены о том, чего ожидать, если они посетят кинотеатр Доминион: «„Клайв Индийский“. Рональд Колман — без усов — в великой исторической роли» [344] A Day with Ronald Colman // DM. 1935. January 11. P. 20; This Week’s Film Shows // DM. 1935. May 27. P. 23. .