Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Воспитанию детей и юношества посвящена пятая глава «Закона свободы», озаглавленная «Народное обучение в школах и [обучение] ремеслам». Хотя в трактовке этих вопросов немало черт патриархальности (достаточно сказать, что отец семейства признается главным наставником ребенка не только в поведении, но и в начатках наук и ремесел), тем не менее многие черты педагогики Уинстенли прозорливо предвосхищали будущее. Образование в Республике, основанной на «Законе справедливости», — всеобщее, равное, обязательное и вместе с тем свободное в смысле выбора профессии.

Решительно отвергая схоластику современной ему школы, ее оторванность от жизни и слепое преклонение перед авторитетами, Уинстенли противопоставил ей науку, основанную на опыте. «Каждый, — писал он, — кто рассказывает о травах, растениях, существе или о природе человека, ничего не должен говорить умозрительно, а только то, что он открыл своим собственным прилежанием и наблюдением на опыте».

В опыте тружеников Уинстенли видел неиссякаемую сокровищницу полезных знаний. Недаром в земледелии, горнодобывающей промышленности, скотоводстве, лесоводстве и навигации он усматривал «пять источников, откуда все науки и искусство получают свои стимулы». Тот, кто работает в одной или во всех указанных областях, — «полезный сын человечества». «Тот же, кто только созерцает и говорит только о том, что вычитал или услышал, и не употребил свой талант в этой или иной форме физического труда с целью увеличения плодородия, свободы и мира на земле, — бесполезный сын».

Иначе говоря, соединение науки с производительным трудом Уинстенли рассматривал в качестве основного условия прогресса, в том числе и самой науки. Так, о лесоводстве он писал: «И здесь все плотники, столяры, токари… и все, кто трудится в лесу и обрабатывает дерево, могут открыть тайну природы, чтобы сделать леса более обильными, ускорить их рост, увеличить их пользу». Точно так же и во всех других отраслях хозяйства задача научных открытий возлагается в первую очередь на тружеников, опытным путем познающих природу вещей. Недаром Уинстенли назвал новую науку трудовым знанием в противопоставление книжному знанию . Уинстенли неоднократно подчеркивал практическую цель обучения и науки вообще, которая заключается в использовании ее открытий на благо общества. Так, на вопрос, чему следует учить человека, он отвечал: «Каждому ремеслу, искусству и науке, при помощи которых… могут быть открыты тайны творения, с тем чтобы (человек) знал, как надлежащим образом управлять Землей».

Если верно, что подобного рода высказывания Уинстенли обнаруживают влияние наследия Бэкона, то это все же еще не вся истина. Идеолог плебса сделал дальнейшие выводы из естественнонаучного мировоззрения своего великого предшественника в данной области.

Если в основе познания лежит опыт, если критерием истины является практика, то правомерно было бы заключить, рассуждал он, что лишь производительный труд является основой полезных знаний. «Кто же лучше знает поведение сил природы, — рассуждал Уинстенли, — чем те, кто своим трудом на них воздействует». При этом, однако, речь идет о труде свободных членов справедливо устроенного общества: «Когда люди обеспечены пищей и одеждой, их разум (освободившись от тревог) созреет и станет способным погрузиться в тайны творения, ибо страх перед нуждой погубил много ценных открытий».

Наконец, в курс образования детей Уинстенли включил также языки и «истории предшествующих веков». После того как дети «укрепили свой разум» в школе под руководством учителей, они переходят на выучку в зависимости от склонностей в какую-либо мастерскую, где за их обучением следит не только мастер, но и «инспектор» данного ремесла. Обучаются не только мальчики, но и девочки, причем наряду с грамотой и музыкой последние усваивают портняжное искусство, а также прядение, вязание и др. Республика всячески поощряет молодых тружеников в поисках новых приемов труда, в изобретениях и научных открытиях, воздавая им почести. Почетные титулы украшают граждан либо по достижении определенного возраста, либо за открытия, невзирая на возраст.

Таковы основные черты «Закона свободы» Уинстенли — этой удивительной социальной утопии, созданной в ходе революции середины XVII века социальным опытом и силой воображения английского плебея . И если бы в этой утопии не было ничего другого, кроме одной-единственной мысли о том, что подлинная свобода и строй частной собственности — понятия взаимоисключающие, то и в этом случае — в условиях Англии середины XVII века — ее с полным основанием можно было бы причислить к величайшим творениям идеологов Английской революции. Переплетение в «Законе свободы» социального идеала плебса и критики с этих позиций реальной действительности, «проекта» конституции «Истинной Республики» и лозунгов, отражающих специфику и требования момента, позволяет усмотреть в утопии Уинстенли революционно-критический памфлет и программу углубления демократического содержания происходящей в стране революции, доведения ее до реализации устремлений плебейских масс.

Завершая краткое изложение «Закона свободы», следует заметить, что для Уинстенли речь в нем шла не об установлении в Англии нового, до тех пор не известного в этой стране общественного строя. Наоборот, как свидетельствует второй заголовок этого памфлета — «Истинное правительство восстановленное», Уинстенли рассматривал обрисованное им справедливое общественное устройство как восстановление строя, уже однажды, на заре истории, существовавшего в Англии, но затем уничтоженного в результате нормандского завоевания. Как мы уже знаем, это был широко распространенный в годы революции миф, к которому прибегали с различными целями идеологи и политики различных классов и общественных слоев в лагере парламента. Только один Уинстенли использовал его для обоснования коммунистической утопии плебса . И то обстоятельство, что аргументами в пользу реальности достижения этого идеала в Англии середины XVII века послужили не доводы абстрактного разума и морали, а «история», связывает ее со средневековыми мечтаниями угнетенных о «правде» и «справедливости», якобы царившими среди людей в прошлом и затем утерянными в результате «грехопадения», «порчи» или «злого рока». Так воедино переплелись историческая реальность и исторический миф, мистицизм и рационализм, плоды воображения и глубочайшего социального анализа.

В заключение нам осталось выяснить только один вопрос: как сложилась дальнейшая судьба этого удивительного человека, великого сына английского народа? К сожалению, сведения, которыми на этот счет располагает наука наших дней, более чем отрывочны и противоречивы. Хотя после публикации «Закона свободы» (1652 г.) Уинстенли прожил еще 24 года, он, по-видимому, полностью отошел от политической деятельности и прекратил писать памфлеты. «Закон свободы» оказался его духовным завещанием своим соотечественникам. Как он прожил эти годы? На этот вопрос исследование отвечает неоднозначно. То, с чем все согласны, заключается в следующем. Во-первых, охватившее его, по-видимому, глубокое разочарование в утверждении дела справедливости «самодеятельными» мирскими начинаниями снова обратило его к идее бога и сблизило на этой почве с квакерами, и, более того, по мере истечения XVII века Уинстенли неоднократно называли зачинателем их учения. Несмотря на то что в подобных суждениях отражалась лишь мера пренебрежения различиями между учением Уинстенли, с одной стороны, и учением ранних квакеров — с другой, сам по себе факт сближения Уинстенли с «Обществом друзей» подтверждается хотя бы тем, что он был похоронен как квакер, о чем имеется соответствующая приходская запись. И во-вторых, все исследовавшие интересующий нас вопрос согласны с тем, что материальные условия жизни Уинстенли в 60-х годах изменились к лучшему, что так или иначе означало житейское примирение с существующим порядком вещей. Настали времена реставрации с ее эйфорией роялизма и лоялизма, преданием анафеме «цареубийц» и республиканцев. Но здесь начинаются разногласия. В одном случае Джерарда Уинстенли отождествляют с лицом, носившим это имя и фамильное прозвище, которое оставалось в приходе Кобхем (Серри) на протяжении 60-х и в начале 70-х годов. Так, между 1659 и 1668 гг. этот Уинстенли занимал различные приходские должности в Кобхеме [173] В 1660 г. Уинстенли все еще оставался в Кобхеме, о чем мы узнаем из предъявленного ему иска об уплате 144 ф. ст. долга наследникам лондонского купца, с которым Уинстенли в свое время (до своего разорения в 1643 г.) вел торговые дела. , а в 1671–1672 гг. являлся одним из двух главных констеблей в сотне Элмбридж, что должно было означать по крайней мере формальную принадлежность его в эти годы к официальной церкви.