Михаил Барг - Великая английская революция в портретах ее деятелей

Имени Уинстенли пока что не найти на мраморе национальных памятников Англии. Но в память человечества его имя вписано навечно наряду с именами величайших социальных мыслителей и борцов за свободу человечества.

Как известно, новое прочтение истории Тридцатилетней войны (1618–1648) в том и заключается, что в ней усматривают военный конфликт двух цивилизаций, находившихся не только в политическом, но и в идеологическом противостоянии. Суть его вкратце сводится к следующему. Согласно этой концепции, воплощением государственности — наследия ренессансной теории и практики, окрашенной протестантизмом, — являлись Соединенные провинции; им противостоял другой тип государственности, вдохновлявшейся идеологией контрреформации, воплощенной в политике Испании. Разумеется, было бы примером упрощенчества усмотреть в этой войне только конфликт между странами — поборницами капитализма, с одной стороны, и старого порядка — с другой. Коалиции воюющих государств формировались по линиям, весьма и весьма касательным к указанному водоразделу. Тем не менее в своей подоснове смутно прогреваемых общественно-экономических интересов, может быть даже как историческое предсказание, указанный водораздел несомненно уже присутствовал и давал о себе знать (см.: Polišensky J. V . The Thirty Years War. Berkley, 1971. P. 9).

Следует заметить, что пересмотр господствующих в историографии позиций осуществляется ныне более широким кругом историков в сравнении с той сравнительно узкой группой специалистов, которая положила начало этому движению и известна ныне под названием «ревизионисты».

Т. е. политически полноправной части нации, имущественное и правовое положение которой обеспечивало ей реальное представительство в парламенте.

Если не считать скоротечной второй гражданской войны 1648 г.

Основными центрами угледобычи были помимо Ньюкасла графства Ноттингем, Вустер, Стаффорд, а также Уэльс. Дешевый водный транспорт открывал возможность для сравнительно дешевых перевозок Угля на далекие расстояния, в частности из Ньюкасла не только в Лондон, но и во Францию.

Хотя это описание принято считать скорее обобщенным, нежели конкретным, т. е. изображением определенного случая, тем не менее сама возможность такого описания свидетельствует о распространенности данного явления.

Так, некий Уильям Стамп арендовал помещения бывшего монастыря в Малмсбери и Осни, в которых было занято около 2000 рабочих.

Впрочем, отнюдь не редкими были случаи, когда такой предприниматель снабжал работающих на дому рабочих не только сырьем, но и станками.

Знаменитый Елизаветинский статут об ученичестве 1563 г. продолжал регулировать объем и технологию производства: требование семилетнего ученичества от всех желающих заниматься ремеслом в городе, запрет держать под одной крышей более двух станков, запрет совмещать в одной мастерской работу ремесленников различных специальностей, ограничение числа подмастерьев, занятых у одного мастера, и т. д.

Существование в промышленности этого времени уклада мелкотоварного, в особенности на севере и северо-востоке страны, не подлежит сомнению. Однако в столкновении городских и сельских форм промышленного производства его носители чаще всего оказывались на стороне последних.

Квартер — мера сыпучих тел, равна 2,9 гектолитра; мера веса — 12,7 кг.

Рост неземледельческого населения, обусловивший значительное расширение хлебного рынка, — явление общеанглийское. Так, данные по Глостеру (начало XVII века) свидетельствуют: 46,2 % взрослого (от 20 до 60 лет) мужского населения было занято в земледелии, 53,8 % — в ремесле и промыслах.

Еще во второй половине XVII века Уильям Петти различал прибавочную стоимость только в двух формах: земельной ренты и процента, причем последний он выводил из первой.

Так, из 67 сданных в аренду ферм, изученных английским ученым Р. Тоуни для XVI века, 37 относились к разряду крупных (из них 33 имели пахотную площадь от 200 до 155 акров и 4 фермы — от 700 до 900 акров); 24 фермы относились к разряду средних (от 50 до 200 акров), и только 6 ферм — к разряду хозяйств крестьянского типа (менее 50 акров). Мы еще плохо осведомлены по вопросу об экономических условиях функционирования арендуемых хозяйств, чтобы грани между названными разрядами считать абсолютными.

Держатели земли в манорах на обычном праве, т. е. на условиях уплаты ежегодной ренты и так называемых вступных файнов, уровень которых регулировался обычаем (отсюда их название — «обычные» держатели), но в действительности бесправные и беззащитные перед волей лорда манора, надумавшего обычаем пренебречь и условия держания изменить в свою пользу. Королевские суды (так называемые суды общего права) в таких случаях жалоб от копигольдеров не принимали и исков не рассматривали.

Многие предприимчивые лендлорды предпочитали самостоятельно вести нацеленное на рынок хозяйство в своих доменах и — более того — снимать дополнительно крупные аренды в других манорах.

Слой вечнонаследственных копигольдеров, условия держания которых оставались неизменными, был крайне малочисленным и локализовался главным образом на востоке и юге страны.

Между 1530–1640 гг. корона продала в частные руки земельные владения на сумму 6,5 млн ф. ст. В результате столь интенсивной распродажи домен английской короны был в 1603 г. намного меньшим, чем в 1500 г.

В 1625 г. Сити Лондона — основному кредитору короны — было передано коронных земель на сумму 216 310 ф. ст.

Чтобы судить о роли копигольда в судьбе английского крестьянства к началу XVII века, приведем следующие данные:

В Восточной Англии рента в течение XVI века возросла в 6 раз; в манорах Уилтшира — в 10 раз в промежутке между 1510 и 1650 гг.; в Уорикшире — в 3 раза (между 1556 и 1613 гг.) и повторно в 3 раза между 1613–1648 гг.; в Ноттингемшире в течение XVI века рента возросла в 6 раз. Рентные доходы владений в Эссексе составляли: в 1572 г. — 1400 ф. ст., в 1596 г. — 2450 ф. ст., в 1640 г. — 4200 ф. ст. Доходы йоркширских маноров лордов возросли между 1613–1651 гг. на 400 % ( Kerridge Е . The Movement of Rent 1540–1640. — Econ. Hist. Rev. (2-d Ser.). VI, 1.

Обычный размер такого платежа, взимавшегося по истечении срока копии с наследника двора, равнялся сумме годовой ренты.