Леонтий Ланник - Русский фронт, 1914 – 1917 годы

Пристальный интерес и желание сориентироваться в том хаосе, который поразил еще недавно грозного противника, позволили немецким военным лучше разобраться в еще формально враждебной стране эпохи первых декретов Советской власти. 82Генштабисты с обеих сторон последовательно продолжали выполнять свою задачу, без излишнего восторга или возмущения в середине 1917 г., а в ноябре-декабре 1917 г. — с недоверием и готовностью к возобновлению серьезных боевых действий. 83В этом процессе развала российской армии, дискредитации и даже порой резне офицерства в 1917 г., очевидного бессилия еще недавно выдерживавшего серьезные испытания российского бюрократического аппарата австро-германским военным аналитикам многое могла бы объяснить информация о кадровой эволюции армии русского противника. Однако для этого необходимо было признать весьма схожие и столь же грозные для стабильности процессы внутри уже германских вооруженных сил, а на это не хватало ни желания, ни политической воли. 84Последствия недооценки и отсутствия должной рефлексии по поводу кадровых перемен в российской армии сказались осенью 1918 г. самым печальным для германской военной элиты образом.

Отличие революционной России от Германии и тем более Австро-Венгрии заключалось в том, что такие же и даже более широкие возможности для самореализации и использования единственного в своем роде шанса стать новым Бонапартом открылись в нашей стране, скорее, в ходе Гражданской войны, нежели в ходе мировой. Именно поэтому такие личности, как М. Н. Тухачевский, устремились в РККА, так как в белых армиях вакансии стали не более льготными, а наоборот, девальвировали до последней степени — отсюда и офицерские полки Добровольческой армии, где рядовыми ходили в атаку поручики, штабс-капитаны и даже капитаны. Пока сохранялась монархия в России, оставалась неизменной ситуация с карьерным ростом в офицерском корпусе с традиционным упором на старшинство в производстве в чин, непотизмом и крайне незначительными шансами возглавить армейский корпус в возрасте младше 55–60 лет. Переприсяга Временному правительству не слишком обновила командный состав, ведь лишь единицы отказались клясться в верности повторно. Чистки генералитета Гучковым, ряд громких убийств и добровольный уход в отставку значительного количества офицеров и генералов по мере развала армии при Временном правительстве, а особенно в связи с выступлением Корнилова — все это существенно омолодило и обновило верхние этажи военной иерархии, теперь занимаемые полковниками и генерал-майорами, однако только большевистский переворот расколол военный аппарат окончательно, открыв дорогу к вершинам прапорщикам, поручикам и штабс-капитанам императорской армии, причем не только у красных, но и у белых.

Возможно, с лета 1917 г. и вплоть до ноября 1918 г. трансформировалась еще одна, специфическая для Первой мировой войны, составляющая европейского, а особенно немецкого образа в России и русского в Германии, все более учитываемая в военной среде, — межсоциалистические контакты. Казалось бы, после памятного голосования в рейхстаге 4 августа 1914 г. за военные кредиты и фактического развала Интернационала ни о каком единстве социалистов мира, тем более на его довоенном уровне, не может быть и речи. «Социал-национализм» в Германии подкреплялся и личным примером, например, один из видных молодых партийных деятелей СДПГ Людвиг Франк, депутат рейхстага, отправился добровольцем на войну и погиб за Отечество уже в сентябре 1914 г., 85лидер баварских социал-демократических молодежных организаций М. Шварц быстро получил Железный крест. Во Франции и в России на позиции оборончества прочно встало большинство социалистов, а немногочисленных радикалов подвергли не только официальным преследованиям, но и партийной анафеме. Однако даже осужденные большинством социалистов итоги попыток воссоздать довоенное социалистическое единство (имеются в виду Циммервальдская и Кинтальская конференции 1915 и 1916 гг.) продемонстрировали, что контакты надгосударственного, наднационалистического уровня в социалистическом движении остаются. 86

Разумеется, особые коллизии претерпели и иные каналы политических контактов между правящими кругами трех консервативных империй. Тяжелую трагедию довелось пережить не только консерваторам, но и умеренным либералам (например, С. Ю. Витте и М. Веберу), уверенным в неконструктивности конфликта между огромными империями континента, что в конечном счете пойдет на пользу морским державам Запада. Оборвались тысячи нитей между двумя немецкоязычными великими державами с одной стороны и громадной империей на Востоке, лишь претендующей на чисто славянский характер, — с другой. В условиях затянувшейся войны это казалось естественным, но временным явлением, однако тотальный конфликт закончился крахом консервативных монархий, поэтому «временный» и порой очень неохотный разрыв между элитами Германии/Австро-Венгрии и России стал бесповоротным и окончательным. Причиной тому было отнюдь не нежелание примириться. В годы войны среди консерваторов по обе стороны фронта крепло убеждение, что сепаратный мир будет не изменой Родине, в чем их так упорно обвиняли либералы, а наоборот, ее спасением. До масштабных проектов добиться сепаратного «консервативного» мира так и не дошло, в первую очередь из-за лояльности российских консерваторов к занимавшему в этом вопросе непреклонно-отрицательную позицию Николаю II. Лишь после его ареста и гибели крайне правые стали искать более активных контактов с Центральными державами. Тем не менее, в вихре революций и гражданских войн прежние, консервативные элиты были уничтожены, в том числе и физически, а потому ни о каком восстановлении былых контактов (за некоторым исключением в виде эмигрантских съездов) не могло быть и речи. Никаких шансов на возобновление диалога не осталось у прочно связанных с англо-франкоамериканской коалицией либералов. Так, попытки П. Н. Милюкова 87переориентироваться летом 1918 г. на Германию вызвали отторжение у большинства его соратников. Таким образом, с лета 1917 г. своего рода монополию на то, чтобы стать главным каналом дальнейшего русско-немецкого культурного диалога, получили социалисты разной степени радикальности.

Необходимость иметь четкую позицию по вопросам мира и войны заставляла крупнейших германских социал-демократов выступать с заявлениями и выпускать монографии, 88на которые следовали отклики из стран-противников. В марте 1917 г. русские социалисты из Петросовета предоставили германским социал-демократам шанс возобновить даже в рамках войны самостоятельный и независимый от соблюдения государственных и военных интересов диалог, однако разговаривать с более свободной страной, чем Германия, без обвинения в государственной измене (по примеру К. Либкнехта и Р. Люксембург) германские социал-демократы не смогли. 89Вплоть до большевистского переворота как официальная, так и умеренно-социалистическая пропаганда Германии находились в очевидном затруднении. После событий ноября 1917 г. затруднения только возросли, ибо леволиберальная интеллигенция, надеявшаяся на превращение «военного социализма» в Германии в преддверии перехода к демократии, 90неожиданно убедилась, что социализм может быть реализован и «татарством» и ничего общего с демократией не имеет. Возмущали и непредсказуемость хода и темпа русской революции, и нежелание русских социалистов признать казавшиеся столь очевидными немцам минусы дальнейшего союза с Антантой. По мере ухудшения экономического положения Центральных держав нервозность и озлобление как в парламентах, так и во дворцах и штабах нарастали.