Матвей Фролов - И снова к микрофону выхожу...

Поврежденные решетки, разрушенные стены, выломанные паркеты, вырезанные плафоны — это злодейское дело гитлеровцев.

Благородство архитектурных очертаний, золоченая резьба, статуи и ограды — это дело русских...

Для нас, поэтов, Пушкин — особый город. Это как бы родина нашего сердца.

Слава Пушкинским дивизиям, освободившим от врага это дорогое нам место!

На нашем поэтическом фронте нам надлежит работать так, чтобы о каждом из нас, поэтов, можно было сказать: «Он из Пушкинской дивизии». Лучшей награды для нас нет.

22 июля

В военном деле нет мелочей. Сегодня я видел обыкновенные хронометры, от которых порой зависел успех боя.

...В операции участвовали корабли, самолеты, береговые батареи. Все было рассчитано по минутам и секундам. Ровно в 12 часов 15 минут крейсер открыл убийственный огонь в глубину вражеской обороны, а за огневым валом двинулась морская пехота. Точность — необходимое условие победы. И точность была соблюдена.

Хронометр, по которому командир крейсера дал приказ открыть огонь, был проверен незадолго до боя в лаборатории времени Всесоюзного научно-исследовательского института метрологии. Здесь испытывали хронометры линкоров и юрких быстроходных катеров, отсюда флот «снабжали» точным временем.

Несколько раз в день радисты всех плавающих кораблей включали приемники, чтобы принять сигналы точного времени. В конце 58-й, 59-й и нулевой минуты зуммер давал шесть точек. Точное время особенно нужно было подводным лодкам, которые с помощью времени определяли свои координаты по долготе.

В дни войны институт выполнял задания Военно-Морского Флота. Тогда сотрудники института оборудовали службу времени в Кронштадте и на Северном флоте.

Сотрудники манометрической лаборатории организовали походную лабораторию на крейсере. За короткий срок были проверены сотни приборов. Сотрудник института Бодунова научила краснофлотца Устинова проверять и ремонтировать приборы.

1 сентября

Десять часов утра. Из репродуктора раздается звонок. Его передали по радио для всех школ. Какой необычный звонок — сразу для всего города...

Лейтенанта Круповского, кавалера двух орденов и медали «За оборону Ленинграда», пришедшего в 203-ю школу Дзержинского района, в вестибюле встретил директор:

— Вы с сыном?

— Никак нет, товарищ директор, я лейтенант Круповский, — козырнул военный. — Он же, если не забыли своего бывшего ученика, Олег Круповский. Вот пришел, с вашего разрешения, посмотреть, как ребята учебный год начинают...

Впервые за три года ребята будут учиться в нормальной, спокойной обстановке. В прошлом году многие классы провели занятия в укрытиях, — город подвергался артиллерийскому обстрелу.

Враг нанес школам города огромный ущерб — пострадало несколько сот зданий. Фабрики и заводы, воинские части, батальоны МПВО помогли восстановить школы. Они подготовлены к новому учебному году не хуже, чем в довоенное время.

В этом году в Ленинграде вдвое увеличилось число учащихся. Открылись шестьдесят две новые школы, а для детей со слабым здоровьем — специальные лесные школы в пригородах.

2 сентября

Вчера Академический театр оперы и балета имени С. М. Кирова начал свой восемьдесят пятый сезон, не похожий ни на один другой.

По-прежнему сверкает радужными огнями «шапка Мономаха» — гигантская хрустальная люстра весом в тонну, поблескивает позолотой лепка лож, светится небесной голубизной потолок зала с порхающими на нем музами и купидонами. Все на своих местах, все празднично и роскошно, как и до 18 сентября 1941 года.

В тот день «юнкерс» сбросил на здание театра тяжелую фугаску. Бомба раскроила правый флигель, разнесла в щепы мебель. Воздушная волна с огромной силой вдавила на три четверти метра в глубь сцены двенадцатитонный железный занавес. Осколками был разбит редчайший деревянный музыкальный инструмент — единственный в России. В течение многих десятилетий его специально возили в Большой театр столицы, когда там шла «Саломея» Штрауса. Снег запорошил декорации, холодный ветер гулял по фойе и ложам.

Фашисты «не забыли» о Мариинском театре. За годы блокады девятнадцать раз сюда попадали артиллерийские снаряды. Но хотя враг стоял еще у Пулковских высот, хотя трамвай ходил почти до самого переднего края, в разрушенное здание уже пришли рабочие. Большинство из них раньше строили оборонительные укрепления.

Здание обросло лесами. В верхнем ярусе работал Сергей Ментусов, кавалер ордена Славы, трижды раненный боец. Фронтовиками были и другие мастера. А на «небе» театра чудодействовал художник Валентин Щербаков. Три недели искали по городу специалиста по реставрации монументальных росписей. И наконец нашли — единственного.

Потолок зрительного зала состоял из сотен отдельных деревянных квадратиков. От сырости, мороза и сотрясений при бомбежках квадратики разошлись. Между ними образовались широкие щели. Наклеенное на потолок живописное полотно плафона порвалось и свисало жалкими лохмотьями. Забравшись на высокие леса, Щербаков и его ученики составляли деревянную часть плафона, натягивали на него холст и реставрировали живопись.

Иван Иванов и его помощники, которые когда-то золотили Адмиралтейскую иглу и знаменитого петергофского «Самсона», теперь восстанавливали в театре ярусы. Правительство выделило театру почти три килограмма золота, и вскоре снова засверкали лепные украшения.

Специальная мастерская была создана для реставрации центральной люстры, которая состоит из двадцати семи тысяч частей. Каждый хрусталик люстры нужно было промыть в особой кислоте, подобрать по размеру и осторожно нанизать на проволочные нити. С этой работой искусно справился Павел Константинов.

Весь Ленинград помогал театру: воинская часть генерала Степанова дала строительных рабочих, завод «Красный маляр» наладил производство лака для позолоты, а одна из пригородных ферм прислала... молоко на побелку фигурного потолка в главном фойе.

Театр восстанавливался быстрыми темпами. Это позволило труппе быстрее вернуться из эвакуации в родной Ленинград. 1 сентября, в 19.00, главный дирижер Б. Э. Хайкин поднял дирижерскую палочку.

Восемьдесят пятый сезон Государственного академического театра оперы и балета имени С. М. Кирова открыт. И артисты, и зрители этот сезон воспринимали как второе рождение театра.