Матвей Фролов - И снова к микрофону выхожу...

6 сентября

Позиция офицера Шурыгина находилась на переднем крае нашей обороны возле города Пушкина. Наблюдая за тем, как копошатся гитлеровцы возле Екатерининского дворца, он каждый раз думал о судьбе Петергофа. До войны Шурыгин работал там заведующим научной частью музея. В каком состоянии петровский «Монплезир»? Не поврежден ли «Марли»?..

Ответ на эти вопросы Яков Ильич Шурыгин получил только в этом году, когда после двух ранений был демобилизован из армии и назначен директором дворцов-музеев Петродворца.

— Вы знаете, — рассказывает Яков Ильич, — на фронте приходилось видеть много страшного, но, кажется, ничто не причинило мне столько боли, сколько руины Петродворца. Я увидел развалины гениального творения Растрелли, дикий лес вместо парка...

Небольшой коллектив рабочих и научных сотрудников энергично взялся за дело. Бойцы помогли разминировать парк и постройки — только на одном участке было извлечено двадцать шесть тысяч мин. Некоторые здания уже подведены под крыши. На днях в Екатерининском корпусе начинается консервация росписи и лепки Кваренги и Скотти.

В земле обнаружили около восьмидесяти парковых скульптур, закопанных в начале войны. Поиски их представляли большие трудности, так как имелся только схематический план. Чтобы найти одну скульптуру, приходилось разрывать огромную площадь.

С болью в сердце приводит Я. И. Шурыгин цифры: в парке гитлеровцы вырубили около семи тысяч деревьев, сгнило пять тысяч, больны двадцать пять тысяч лип, кленов, ясеней.

Главный садовник инвалид Великой Отечественной войны Александров и его помощники приступили к планировке газонов, стрижке кустарников. Яков Ильич показал нам проект восстановления известных во всем мире фонтанов Петродворца.

4 ноября

Позвонил Липатьев:

— Наконец открываемся, приходи обязательно, билет оставлю!

Сколько я помню ТЮЗ, столько знаю Александра Липатьевича Липатьева. И вот ТЮЗ — на Урале, Липатьев — в Ленинграде. Как будет жить он без театра? Неужели Липатьев остался не у дел?

Случилось так, что оба мы добирались на работу по тем же улицам, по той же «необстреливаемой» стороне. Нелегко ему каждый день ходить с Петроградской на Моховую. Честно сказать, страшно идти, когда обстрел.

...И вот по площади мимо цирка идет Липатьев. Походка медленная, шаг тяжелый.

— Ну что, старик, жив?

— Жив!

— Что ты зря ползаешь? Сидел бы дома.

— А театр? — В голосе обида.

О театре, о его сохранности думал Липатьев в самые тяжелые дни, он жил будущим театра. Пусть здание пустое, холодное, но это его театр, его ТЮЗ, который надо сберечь. Пусть труппа в Березниках, но придет время — и зал снова заполнится детворой. То, что администратор эвакуированного детского театра в суровую зиму 1942 года аккуратно ходил на работу, убеждало: будет еще весело и шумно в доме № 35 на Моховой улице.

Я помню Липатьева грозным для нас, школьников, стражем театральных порядков. Мы подружились с ним в годы моей юности. И рад, что из его рук получил контрамарку на открытие нового сезона любимого ТЮЗа.

2 апреля 1945 года

Вася Теркин — бывалый, никогда не унывающий боец — стал любимым героем советских читателей.

Сегодня по телефону беседовал с автором книги о Теркине — Александром Трифоновичем Твардовским, возвратившимся в Москву с фронта.

— На днях, — рассказывал Твардовский, — отдельной книжкой из печати выходят первая и вторая части поэмы. В связи с тем, что в этих частях Теркин действует в период отступления, у меня явилась потребность (об этом же писали многие фронтовики) показать Теркина во время наступления героических частей Красной Армии. Сейчас привожу в порядок все написанное. Отрывки из третьей части будут печататься в журнале «Красноармеец», а целиком она выйдет в «Знамени».

До войны я очень редко выступал с чтением своих стихов. Находясь же на Западном фронте, все время читал отрывки из «Василия Теркина». Почти в каждом подразделении есть боец, которого однополчане прозвали Теркиным. Я получаю с разных фронтов письма, читатели интересуются Василием Теркиным, просят рассказать о нем. Один летчик сообщил мне, что с разрешения командования он назвал свой самолет «Василий Теркин».

Я попросил Александра Трифоновича прочитать еще неизвестный отрывок из вступления к третьей части поэмы — мы передадим его по радио. Отвечая на слухи о гибели Васи Теркина, автор говорит:

21 апреля

Вновь открывается для посетителей музей «Шалаш» В. И. Ленина в Разливе.

«На месте, где в июле и августе 1917 года в шалаше из ветвей скрывался от преследования буржуазии вождь мирового Октября и писал свою книгу "Государство и революция", — на память об этом поставили мы шалаш из гранита. Рабочие города Ленина. 1927 год».

Такая надпись высечена на памятнике, установленном в 1927 году на том месте, где осенью семнадцатого года скрывался Владимир Ильич Ленин. До войны шалаш-памятник посещали десятки тысяч экскурсантов. Сюда приходили по песчаной косе, идущей с берега, приезжали на лодках, парусниках, катерах.

В самом начале Великой Отечественной войны памятник оказался в прифронтовой зоне. Только несколько километров отделяло его от переднего края обороны. Не стало здесь экскурсантов. Но бойцы и офицеры Красной Армии постоянно посещали историческое место, а некоторые и служили здесь.

Старший лейтенант В. М. Вакуленко — офицер подразделения, расположенного вблизи памятника, — говорил мне:

— С волнением приходил каждый из нас к памятнику. Мы знали, что на этом месте, где стоит сейчас гранитный шалаш, в течение целого месяца жил Ленин. Обо всем этом мы рассказывали молодым бойцам, воспитывали их на примерах жизни и борьбы Ленина.

Не раз вражеские снаряды разрывались на территории, где находится памятник, не раз пролетали над ним самолеты противника.

Бойцы бережно охраняли памятник, любовно заботились о нем.

Фронтовики с большим удовлетворением узнали, что к семьдесят пятой годовщине со дня рождения Владимира Ильича шалаш-памятник и маленький музей, организованный в Разливе, будут реставрированы, восстановлены и открыты для посещения. Все, что связано с именем великого Ленина, бесценно, дорого советским людям...