Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

Крупное значение в этом плане имел вопрос о главе новгородской епархии. Как известно, после раскрытия заговора Феофила в январе 1480 г. Новгородская земля осталась без духовного владыки. Находившийся в заточении, обвиненный в государственной измене Феофил формально продолжал быть архиепископом, пока не «остави» кафедру «нужею великого князя», после чего был выпущен из заточения и получил разрешение «жити у Михаилова Чюда». По данным Львовской летописи, это произошло в 1482/83 г. [706] Отречение Феофила дало формальную возможность выдвижения нового кандидата на архиепископскую кафедру. По сообщению Московской летописи выборы нового архиепископа состоялись 17 июня 1483 г. [707] Церемония избрания описана в летописи довольно подробно: «…князь великий… обмысля с своим отцем с митрополитом… и с архиепископом Асафом Ростовским и с Семеном, епископом Рязанским, и с Герасимом, епископом Коломенским, и с Прохором, епископом Сарским, положили жеребья на престол: Елисея, архимандрита Спасского, да Геннадия, архимандрита Чюдовского, да Сергея, старца Троицкого, бывшего протопопа Богородицкого, на архиепископство в Великий Новгород». В результате жеребьевки был выбран Сергей. [708] Сопоставляя эту церемонию с обычаями, практиковавшимися в Новгороде при избрании архиепископов (например, Ионы [709] и Феофила [710]), можно прийти к выводу, что традиционная новгородская процедура была в общих чертах повторена в Москве. Однако если в Новгороде назначение трех кандидатов, подлежащих жеребьевке, было функцией веча (фактически — новгородской господы, заранее намечавшей и проводившей своих кандидатов), то в новых условиях, в Москве, оно стало прерогативой государственной власти совместно с высшими церковными иерархами. Перенесение в Москву новгородского обычая имело несомненно политическое значение, новый архиепископ должен был приехать в свою епархию, выбранный по всем новгородским правилам. Новгород не «завоеван», он включен в состав Русского государства как одна из его земель. [711] Оказывая уважение новгородскому обычаю, московское правительство вместе с тем использует его для увеличения авторитета своего ставленника. Характерно, что все три намеченных кандидата — представители московского столичного духовенства, не имеющие никакого отношения к Новгородской земле и ее церковно-политическим традициям. Это, конечно, не случайно. Москва хотела видеть во главе дома святой Софии, на ответственнейшем церковно-политическом посту, именно «своего» человека, никак не связанного с новгородским боярством, с сепаратистскими традициями местных светских и церковных феодалов. Торжественное избрание в Москве нового архиепископа должно было стать важным шагом на пути укрепления московского влияния в Новгородской земле, в борьбе с новгородским сепаратизмом.

По данным Московской летописи, «поставление» (т. е. формальное утверждение в сане архиепископа) нового владыки состоялось 4 сентября. [712] В Новгород он прибыл два месяца спустя — «перед Филипповыми заговена». [713]

Назначение и прибытие нового архиепископа совпало с резким обострением борьбы с новгородским сепаратизмом. Как мы видели, еще в 1481 г. последовало «поимание» четырех видных новгородских бояр. Теперь же развернулись значительно более масштабные события. По словам Типографской летописи, зимой 1483/84 г. «прииде обговор от самих же новгородцев, яко посылали ся братия их новгородцы в Литву х королю». [714] «Обговор» свидетельствовал об углубляющемся расколе в верхах новгородского общества, о разделении их на сторонников и противников Москвы и об активизации деятельности тех и других. Во всяком случае он вызвал немедленные ответные репрессивные меры московского правительства. «Князь же великий послал и пойма их всех, человек болших с тридать житьих, да их домы пограбити велел». Обвиненными в изменнических сношениях с королем оказались, таким образом, представители следующего за боярством слоя новгородских феодалов. «Поимание» «житьих» сопровождалось судебным следствием, в духе средневековой традиции проходившим под пытками («и повеле их мучити на Иванове дворе Товаркове Гречневику подьячему, а домучиваться у них того обговору, чем их обговорили»). По словам Типографской летописи, смертный приговор был заменен тюремным заключением, когда выяснилось, что обвиняемые «клепалися между собою, егда их мучили». Жены и дети обвиненных были тоже посланы в заточение. [715] Как повсюду в Европе, средневековая юстиция не знала пощады и милосердия. В числе жертв репрессий оказались видные новгородские деятели — «Настасья славная и богатая» и Иван Кузмин. Эта та самая Настасья, вдова посадника Ивана Григорьева, которая вместе с сыном Юрием в декабре 1473 г. устраивала пир для великого князя на Городище. [716] Иван Кузмин в 1473 г. принимал участие во встрече великого князя во время его «похода миром», следующей зимой был вызван на суд в Москву, а 18 января 1478 г. в числе других новгородских бояр бил челом в великокняжескую службу. Однако Типографская летопись сообщает, что после взятия Новгорода Иван Кузмин бежал к королю в Литву с 30 слугами. Но «король его не пожалова, и люди его отстали от него». На свою «отчину» в Новгород он прибежал «сам третий». [717] Это известие Типографской летописи представляет большой интерес. Оно свидетельствует, что коммендация новгородских бояр на службу великому князю в январе 1478 г., после приведения Новгорода к присяге, не мешала им сразу же после этого нарушать свое целование и бежать со своими послужильцами в Литву. Недоверчивое отношение великого князя к новгородским боярам имеет, таким образом, вполне реальные основания.

В 1483/84 г. события в Новгороде достигли такого накала, что заставили московское правительство ввести в город войска. Именно так можно понимать сообщение Псковской И летописи от конца июля 1484 г.: «…тогда московская застава ратная отъехаша на Москву, а стояли в Новгороде 17 недель». [718] Московские войска были, следовательно, введены в город в конце марта, тогда и начался разгром очередной новгородской «коромолы».

Официозная Московская летопись рассказывает о новгородских событиях зимы 1483/84 г. несколько иначе. По ее словам, «поймал князь великий больших бояр новгородских и боярынь и казны их и села все велел отписати на себя. А им подавал поместья на Москве под городом. А иных бояр, которые коромолу держали от него, тех велел заточити в тюрмы по городам». Симеоновская летопись этого известия не приводит, но сообщает, что «того же лета» (т. е. 1484 г.) «повелением великого князя… начата здати в Великом Новгороде град камен на старой основе». [719]

Итак, московское правительства зимой 1483/84 г. предприняло принципиально важные меры. Во-первых, новгородские бояре, повинные в крамоле (государственной измене), были посланы в заточение (очевидно, с конфискацией вотчин). Во-вторых, все остальные «большие бояре и боярыни», т. е. крупнейшие новгородские феодалы, не дававшие повода для обвинения себя в измене, были переселены из Новгородской земли, а их движимое и недвижимое имущество конфисковано. В-третьих, эти — теперь уже бывшие — новгородские феодалы получили «поместья» под Москвой. Впервые после включения Новгорода в состав Русского государства мы видим не репрессии против отдельных лиц, а широкие социально-политические акции, направленные против новгородского боярства как такового. Впервые были разгромлены не отдельные боярские гнезда, а приняты меры для полной ликвидации новгородского боярства как социального слоя и экономической базы новгородской боярской олигархии — крупного старинного вотчинного землевладения на новгородской территории. Впервые на страницах летописи возникает новый термин — «поместье», которому суждено сыграть крупную роль в аграрной и социальной истории Русского государства последующих столетий. [720] События 1483/84 г. — важнейший рубеж в перестройке социально-экономических отношений Новгородской земли, в коренной ломке всего ее социально-политического и бытового уклада. Сюда же относится укрепление обороноспособности Новгорода, начало строительства новой каменной крепости, отмеченное Симеоновской летописью. Под 1483/84 г. Устюжская летопись записала: «…того же лета князь великий велел поимати в Новгороде всех бояр новгородских, и весь Новгород развел и одолел за себе». [721] Это краткое, но многозначительное известие — эпитафия по старому боярскому Новгороду.