Андрей Беляков - Чингисиды в России XV–XVII веков: просопографическое исследование

Следует отметить интересную особенность печей у касимовских татар XIX в. Они имели сбоку выступ, в который вмазывался котел. Это был своего рода компромисс между кочевой и оседлой жизнью, судя по всему, заимствованный у казанских татар [939]. В заключение следует отметить, что среди кулинарных пристрастий Чингисидов могли быть не только блюда восточной и русской кухонь, но и западной (в частности, польской). Повар касимовского царя Арслана б. Али и его сына Сеит-Бурхана Мартьянец по происхождению был литвин, взятый в плен под Москвой (во время прихода польского царевича Владислава в 1618 г.) [940].

На этом наши познания о частном быте Чингисидов исчерпываются. Остается надеяться, что со временем мы узнаем еще что-то новое и любопытное. Быть может, этому поспособствуют археологические раскопки, начатые в центре Касимова, на месте расположения дворца касимовский царей и царевичей XVI–XVII вв.

Следует отметить, что все вышесказанное в первую очередь относится к Чингисидам, не находившимся под арестом. Жизнь последних была более регламентирована и однообразна. Но и ее, скорее всего, нельзя назвать излишне суровой. Она отличалась в первую очередь меньшими размерами финансового содержания, отсутствием или же незначительным количеством членов двора (прислуги), полным финансовым контролем со стороны приставов и уровнем свободы перемещения (в пределах тюрьмы, дома, города и его ближайшей округи). В подтверждение этого мы можем привести появление незаконнорожденной дочери у сибирского царевича Хансюера б. Али, постоянные напоминания приставам царевичей, находящихся под арестом, о необходимости «беречь их во всем».

Мы можем подвести определенные итоги. Быт Чингисидов в России, как крестившихся, так и оставшихся верными исламу, был наполнен как предметами восточного происхождения, так и сделанными русскими мастерами. Следует отметить, что здесь не было ничего из ряда вон выходящего. Подобную картину мы видим и в домах православных состоятельных людей и царском дворце. Разница только в процентном соотношении первых и вторых. Со временем, в особенности со сменой веры, количество русских предметов в обиходе возрастало. Могли попадать в дома и западноевропейские диковинки (как часы у Симеона Бекбулатовича). Некоторые предметы восточного происхождения особенно ценились. Их передавали из поколения в поколение. В том случае, если они уходили из рода (как приданое дочерей и сестер), после смерти владельца их стремились выкупить. В первую очередь, это относилось к ювелирным изделиям и предметам, указывавшим на социальный статус их владельца. Дольше всех, скорее всего, главным отличительным фактором оставалась национальная одежда. Сохранялись и определенные предпочтения в еде. Хотя, безусловно, со временем в нее проникали заимствования из русской и, возможно, даже западноевропейской кухонь. Времяпрепровождение представителей «золотого рода» также незначительно отличалось от православной знати: охота (в том числе псовая, соколиная и медвежья), пиры, посещение мечети, празднование религиозных и традиционных народных праздников, чтение литературы как религиозного, так и исторического содержания, занятие повседневными хозяйственными делами. У ряда Чингисидов или членов их дворов отмечены следы небольших библиотек. Мы можем предположить высокий процент грамотности среди татарских царей и царевичей. Они могли знать несколько языков. Судя по всему, проходило обучение военному делу у мужчин, по крайней мере, до середины XVII в. При этом, судя по перечню имущества царевича Азима [941], они могли владеть, в том числе, и навыками обращения с огнестрельным оружием. Нельзя не отметить, что «самопалы» оказались в их домах не позднее начала XVII в. Женщины могли заниматься различным рукоделием. Известно, что у супруги Симеона Бекбулатовича, к-ни Анастасии Мстиславской, имелась собственная золотошвейная мастерская. До наших дней сохранился хранящийся в настоящее время в собрании музея «Оружейная палата» покров «Алексий митрополит» 1581 г. поступивший из кремлевского Чудова монастыря. Этому изделию присуща тяга к активному использованию золотых и серебряных тканей и нитей, а также обильному привлечению жемчуга для украшения [942]. Другой известный покров, «митрополит Филипп» 1650 г., из собрания Оружейной палаты происходит из мастерской Евдокии Андреевны Стрешневой, дочери царевича Андрея Кучумова и супруги боярина Василия Ивановича Стрешнева. Здесь мы видим совсем иную цветовую гамму. Фоном первоначально служил синий шелк, окаймленный широкой красной полосой. Фигура святого вышита серебряными нитями [943]. Логично предположить, что и в иных музейных собраниях хранятся предметы русского золотошвейного искусства, вышедшие из мастерских, связанных с именами тех или иных Чингисидов. Подобные вещи ценны для нас еще и тем, что отчасти позволяют представить эстетические вкусы того или иного представителя «золотого рода». Также имеются упоминания о якобы существовавших еще в начале XX в. иконах, вышитых руками жены и дочерей касимовского царевича Василия Араслановича [944].

В целом следует признать, что за исключением отдельных моментов, связанных с происхождением и религиозными особенностями, быт Чингисидов в России не отличался кардинальным образом от быта русских служилых людей. Иное дело, что в одних случаях он был ближе к быту думных чинов и даже самого царя, а в других — московских чинов [945]. То же самое, с соответствующими поправками, мы можем сказать и о быте членов дворов татарских царей и царевичей. Главной отличительной чертой следует признать стремление мемориализировать даже в мелочах те аспекты своей жизни, которые особо подчеркивали исключительное положение данной группы людей среди остальных подданных московского царя (великого князя). Мы видим это особенно отчетливо, в частности, при анализе мест погребения Чингисидов [946], по бережному отношению к отдельным предметам, ранее принадлежавшим их родственникам (книги, в первую очередь религиозного содержания, вещи, могущие рассматриваться как статусные, ювелирные украшения). Это было необходимо, прежде всего, самим представителям «золотого рода» в России и членам их дворов. Хотя в царствование Алексея Михайловича в самой Москве задумались о необходимости нахождения (или же изобретения) неких атрибутов ханской власти, которые своим присутствием в России должны были поднимать престиж и авторитет власти православного царя. По прошествии некоторого времени, после крещения всех татарских царевичей в середине XVII в., подобные идеи перестали иметь большое значение. Уже 2–3-е православное поколение татарских царевичей не интересовалось своим недавним прошлым. То, что было важно тогда, теперь потеряло свое значение. Определенным катализатором в данном процессе, скорее всего, послужили реформы Петра I. Перед Чингисидами встала жизненно важная задача — вписаться в предлагаемые новые условия существования. Тем более, что они были поставлены не только перед ними, но и перед всей страной. В данных условиях вчерашние ценности оказались быстро забытыми, новое смело старое. Тем более что оно оказалось «старым» вдвойне.