Николай Пашкин - Византия в европейской политике первой половины XV в (1402–1438)

Император и патриарх не склонны были проявлять симпатии к какой-либо из сторон. По окончании переговоров папе и собору были адресованы их послания [317] Тексты этих посланий см.: Cессоnі , CLXIV–CLXVII. . Авторы просили западную церковь назначить для будущего собора приморский город, желательно в Италии, куда легко смогли бы добраться и восточная делегация, и сам папа. Сделать этот выбор должны были в Базеле на основании принятого там декрета. Обращаясь к депутатам, император просил исходить из вышеупомянутого списка и не позднее мая прислать галеры в Константинополь. Кроме того, собор еще должен был ратифицировать поправки, внесенные в преамбулу декрета. С этой целью один из членов посольства, Генрих Менгер, 2 декабря 1435 г. выехал обратно в Базель [318] Joh. Rag. Relatio, CCCCXCVII. . Примерно в то же время и Христофор Гаратони покинул византийскую столицу [319] Syropulos II, 50. .

Оставшийся в Константинополе Иоанн Рагузанский, несмотря на трудности прошедших переговоров, имел все основания считать начало своей миссии успешным. Происки папского эмиссара не смогли поколебать доверие византийцев к Базельскому собору. Готовность с их стороны продолжать переговоры не вызывала у посла никаких сомнений. С оптимизмом он писал в Базель в феврале 1436 г. о своих впечатлениях: «Все здесь ликуют от радости; даже те, кто пребывают в рабстве у неверных, словно их уже сделали свободными, радуются в своих надеждах на унию, будто она уже состоялась, и непрерывными похвалами они превозносят до небес Ваш святой Базельский собор, пекущийся об этом богоугодном деле» [320] Johannes de Ragusio, Simon Fréron. Epistola ad concilium Basiliensem (1436 febr. 9 Constantinopoli) // Cecconi, CCIII: …omnes prae gaudio, etiam qui in servi tu te sunt infidelium, quasi iam liberti facti, iubilant, et in spe unionis, quasi iam facta sit, exultant, vestrumque sanctam Basiliensem synodum, huiusmodi divini operis procurâtricem, usque in ceîum immensis efferunt laudibus et extollerunt. .

Дипломат пользовался расположением в высших византийских кругах. Особенно близкие и доверительные отношения сложились с патриархом, с которым, как оказалось, в силу национальной близости, он мог даже общаться на родном языке [321] Joh. Rag. Relatio, CCVII: Bulgarus est natione et de lingua mea, multumque michi afficitur… . Одним из немногих случаев взаимного непонимания стала история с отправкой посольства к восточным патриархам. Иоанн Рагузанский готов был предоставить средства для оплаты собственно посольских расходов, что и так было предусмотрено договором. Однако помимо этого византийцы попросили возместить затраты на подобающие этому случаю подарки. Не искушенный в тонкостях восточной дипломатии посол долго сопротивлялся и лишь по истечении нескольких недель вынужден был выдать требуемую сумму, когда понял, что в противном случае вопрос вообще не будет решен [322] Ibid, ССССХСVIII–CCCCXCIX. . Ответ от патриархов поступил в начале марта 1437 г. [323] Ibid, D III. Из него следовало, что те не смогут лично присутствовать на вселенском соборе и намерены поручить это своим представителям. Однако ознакомившись с полномочиями последних, Иоанн Рагузанский счел их недостаточными и настоял на повторном посольстве, хотя уже не был уверен, что на это есть время.

По-видимому, нельзя не сказать и о том, что миссия Иоанна Рагузанского имела еще один немаловажный аспект. В этот период времени посещение византийской столицы человеком подобного ранга и значения было событием незаурядным. В течение почти двух лет в Константинополе находился не рядовой дипломат, а представитель церковной, интеллектуальной и политической элиты латинского Запада, который имел возможность с близкого расстояния наблюдать политическую, военную и духовную ситуацию на Востоке. Эти наблюдения стали для него источником ярких впечатлений, отразившихся в его переписке. В первую очередь посол мог воочию увидеть и ощутить масштабы турецкой экспансии, которая давно уже сомкнула железное кольцо вокруг Константинополя и теперь явно была нацелена на Венгрию. Именно последний факт беспокоил Иоанна больше всего. В письмах, посылаемых в Базель, он неоднократно упоминает о военной активности турок и просит донести известные ему факты до императора Сигизмунда.

На этом фоне истинное предназначение церковной унии не вызывало у него никаких сомнений, — он откровенно признавал, что на это нет других причин, кроме как освобождение христиан от турецкого владычества [324] Cессоnі , ССIV (см. сноску 320): Certe si nulla alia causa esset querende unionis nisi sola haec pietatis, videlicet liberatio christianorum a tarn nephandissima et crudelissima servitute… . Атмосфера духовной жизни византийской столицы оказала на Иоанна Рагузанского не менее сильное воздействие. Увиденная однажды картина многолюдной религиозной процессии и богослужения в Святой Софии, устроенного во имя избавления города от эпидемии и прочих бедствий, стала для него настоящим эмоциональным шоком. Передавая свои впечатления, он писал кардиналу Чезарини: «Я, несчастный, наяву видел в Греции то, чего в нашей церкви не увидел бы и во сне» [325] Johannes dc Ragusio. Epistola ad cardinalem Cesarini (1436 febr. 9 Constantinopoli) // Cессоnі , CCIX: Ecce ego miser vidi in Graecia vigilando in ecclesia nostra nec per somnium aliquando percepi. .

Стремление греков к успешному завершению переговоров вызывали у Иоанна одни лишь хвалебные отзывы, однако у него было все меньше оснований считать, что на Западе дела обстоят таким же образом. Тянулись месяцы ожидания, но с самого момента прибытия он не получил ни одного ответа или инструкции из Базеля. В письме Чезарини от 10 марта 1436 г. он впервые посетовал на то, что о них забыли, словно о мертвых. «Если собор не доведет дело до конца, — внушал он кардиналу — то скоро и Константинополь окажется во власти турок, и Венгрия будет разорена ими» [326] Johannes de Ragusio. Epistola ad cardinalem Cesarini (1436 martii 10 Constantinopoli) // Cecconi, CCXVII: …nisi sacrum concilium maneat, et prosequaturquod inserit cum istis graecis îaboretque pro pace christianorum, in brevi haec civitas erit turcorum, et regnum Ungariae erit desolatum. .

Летом в городе распространилась чума. Жертвой эпидемии стал его последний помощник Симон Фрерон. Сам Иоанн по настоянию императора перебрался на один из близлежащих островов. В начале сентября 1436 г. он вернулся в столицу, а спустя четыре дня получил первое за все это время известие о том, что собор ратифицировал новую редакцию декрета [327] Job. Rag. Relatio, CCCCXCIX-D; Strika Z. Op. cit. S. 171. . Следовательно, оставалось только дождаться флот, который не позднее мая должен был прийти и забрать восточную делегацию. При получении этих известий в Константинополе звонили в колокола, а император и патриарх, по свидетельству дипломата, плакали от счастья [328] Ibid. D. . Через несколько дней император заявил послу о своем намерении отправить на Запад двух своих представителей — одного к папе, другого в Базель, Иоанн Рагузанский объяснял эту инициативу стремлением ускорить ход событий, а при необходимости стать посредником между курией и собором. До Константинополя доходили слухи о сохранявшемся разладе между ними, вследствие чего затягивалось решение вопроса о выборе места для униатского собора [329] Ibid. D: …duabus excausis: primo, pro sollicitando executionem negotiomm; deinde, pro promovendo concordiam inter concilium et papam in facto loci, de quibus fama erat publica quod adhuc erant in discordia, nec ad alicuis loci processum ad hue fuerat electionem. . Дипломат не возражал, напомнив только, что послы должны действовать в рамках уже достигнутых договоренностей. В результате в Базель был делегирован уже бывавший там Иоанн Дисипат. В Болонью к папе должен был ехать Мануил Тарханиот. Иоанн Рагузанский отказался от предложения императора самому отправиться в Базель вместе с Дисипатом, сославшись на обязанность оставаться в Константинополе до прихода галер. Повторился и уже известный инцидент. Император попросил доминиканца оплатить посольские расходы. Тот категорически воспротивился, заявив, что отпущенные ему деньги для этого не предусмотрены и необходимы для того, чтобы обеспечить прибытие в столицу делегатов восточной церкви [330] Joh. Rag. Relatio, D. . Спор длился не одну неделю. Однако 12 ноября 1436 г. в Константинополь снова прибыл папский легат Гаратони [331] Cм.: Stnka Z. Op. cit. S. 172. . Это был уже третий его визит на Восток. Опасаясь очередных интриг, Иоанн Рагузанский посчитал благоразумным немедленно выдать грекам нужную сумму.