Сергей Карпов - История Трапезундской империи

Торговые пути с севера на юг по суше не были лишены опасности как от нападения врагов, разбойников, так и от диких зверей. Волки и медведи могли испугать скот и загнать его в горы или загрызть на ночных стоянках [240]. Даже трехдневное путешествие по трудным горным дорогам казалось длинным [241]. Большим препятствием в пути были частые густые туманы и низкая облачность, особенно в восточной части Понта [242]. Однако автор сочинения об османах рубежа XV и XVI в. (возможно, Дж. М. Анджойелло) измеряет даже путь от Трапезунда через Армению, Сирию, Палестину до Каира в 40 дней конного перехода [243].

Морские дороги были зачастую удобнее сухопутных, хотя более чем тысячекилометровое плавание от Константинополя до Трапезунда вдоль берегов Анатолии и в древности, и в Средние века считалось трудным. Легче было сообщение между севером и югом. Лежащие друг против друга мысы Карамбис (Керемпе) на Анатолийском берегу и Криуметопон (Бараний Лоб) — на Крымском лежали на оси в самом узком месте Черного моря и как бы делили его на два моря [244]. Именно вдоль этой оси шли нисходящее и восходящее течения, с древности используемые мореходами для быстрейшего пересечения Эвксинского Понта. Уже с конца v–начала IV в. до н. э. этот кратчайший морской путь был освоен греками и активно использовался в течение всего Средневековья [245]. Привычной была навигация и вдоль северного побережья Анатолии, и в Азовском море [246].

К сложностям плавания в Черном море античные и средневековые авторы относили туманы «по всей окружности» Понта, большое число отмелей и оледенение северной части моря в зимнее время [247]. Осенние бури с сильным встречным ветром также представляли опасность; плотная пелена дождя, волны, захлестывающие палубу, и вздымающиеся до неба, невидимого для плавающих — таким рисует шторм у берегов Пафлагонии агиограф, описывающий путь из Константинополя в Трапезунд. Чтобы спасти людей и судно, капитан был вынужден прибегать к традиционному средству — выбрасыванию всего груза за борт [248]. Опасными для навигации в бурю считались и устья рек, например Сангария, при впадении в море образовывавших воронки, сложные и опасные течения [249]. Зимнее плавание еще в IX в. казалось делом исключительным и рискованным, требующим мужества, причем даже путь между Амастридой и Трапезундом расценивался агиографом как долгий, а зимой еще и опасный [250]. Ситуация сильно изменилась с XIII в., когда иные корабли и мореходный опыт генуэзцев и венецианцев фактически расширили сезонные рамки навигации, всегда не лишенной риска, сделав и зимние перерывы более короткими и подчас не обязательными [251]. Но и в этом случае даже путешественник начала XVII в. жаловался на переменчивые ветры и изрезанность побережья, мешавшее кораблям приставать, особенно на участке от Амастриды до Синопа [252].

Желая обезопасить себя в плавании, византийцы полагались и на высшие силы, и на накопленный навигационный опыт. Сплав этих двух компонентов на огне астрологии привел к появлению любопытного жанра морских календарей. Два из них, относящиеся к X в., сохранились в рукописи, принадлежащей выходцу из Трапезунда кардиналу Виссариону, но касаются они плавания в Восточном Средиземноморье, а не в понтийских водах [253]. Аналогичных материалов для Причерноморья мне неизвестно.

Некоторые понтийские реки были судоходными в нижних течениях и по ним также можно было перевозить грузы на небольших судах — до 6–8 т. По реке Кызыл Ырмаку, например, в середине XIX в. такие суда могли подняться примерно до 40 англ, миль в глубь суши, а по Йешил Ырмаку — почти до Амасии, на 60 миль [254]. Разумеется, эта навигация не была всесезонной и по экономическому значению не могла сравниваться с морскими или сухопутными путями.

Положение Понта на карте мировой истории не раз менялось. Он был и историческим центром мощных политических процессов, событий всемирного значения в эпоху Митридатов, и важной, но все же периферией Римской и Византийской империй, связывающей ее с Востоком, рубежом обороны греческого мира от персов, арабов, сельджуков и иных народов, а после 1204 г., в эпоху Великих Комнинов, вновь фокусом политических и экономических интересов в зоне, охватывающей Крым, Кавказ, Анатолию и страны Ближнего Востока. Город Трапезунд был удобными воротами на Восток и на Запад для правителей Анатолии и преимущества его географического расположения не раз использовались великими и малыми державами античности и Средневековья [255]. История Понта имеет свой международный и локальный аспекты. Умаление любого из них делает картину неполной и искаженной.

С древности [256]Понтом именовали область Юго-Восточного Причерноморья. Топоним был производным от принятого у греков названия Черного моря — Понт Эвксинский («море гостеприимное») и в расширительном смысле иногда применялся к Причерноморью в целом [257]. Однако представления о пределах собственно Понтийской области в античности были расплывчатыми и не раз менялись. То Понт считали частью Каппадокии [258], то относили его западную часть к Пафлагонии, а восточную — к Колхиде [259], то рубежами на западе определяли Босфор («устье Понта») и Пропонтиду [260]5…