Норберт Элиас - Придворное общество

Было бы прямо-таки бессмысленно и противно всем требованиям политики короля силой втискивать дворянство в этот институт продажных должностей — только что, в правление Генриха IV, окончательно узаконенный, обоснованный кроме всего прочего напряженностью между королем и дворянством. К тому же это было бы совершенно невозможно. Ибо только отмена продажного характера должностей, за которую и в самом деле довольно часто боролось дворянство, — а значит, перестройка всей системы, — могла бы вновь открыть доступ к этим должностям в администрации, в налоговой и в судебной системе основной массе дворянства, средства которой были незначительны. Подобная перестройка была бы сопряжена с чрезвычайно высокими издержками, ибо королю пришлось бы вернуть все деньги, полученные за эти должности, если только он не произвел бы принудительной их экспроприации. Тогда это самым решительным образом ослабило бы богатую буржуазию, в собственности которой находились должности. Кроме того, сами короли нисколько не были заинтересованы в подобной мере. Не говоря уже о том, что продажа должностей превратилась для них в незаменимый источник доходов, отмена этого института вызвала бы одновременно резкое нарушение социального равновесия в их государстве.

Любая попытка объявить незаконной продажу должностей и в самом деле терпела впоследствии крах в продолжение всей эпохи ancien régime, отчасти по финансовым причинам, отчасти из-за ожесточенного сопротивления их обладателей. Кстати, можно заметить, что в эпоху перестройки французского дворянства никто всерьез не рассматривал возможности решения его проблем путем очиновления дворян. Такое решение находилось за пределами осмысленного и возможного в данном социальном поле и не входило в интересы ни «дворянства мантии», ни «дворянства шпаги», ни короля. Вышеупомянутая петиция дворянства 1627 года, рассматривающая всевозможные пути обеспечения и поддержания дворянства вовсе не упоминает об этой возможности. Само дворянство, как мы сказали, требует только допустить определенное число дворян с совещательным голосом в верховные суды и парламенты, причем без содержания, а значит, не ради обеспечения, а ради занятия некоторой ключевой позиции.

Основой жизнеобеспечения дворянства оставались, не считая поместий, пенсий и подарков короля, в первую очередь придворные, а также придворно-дипломатические и военные должности. А потому требование дворянства зарезервировать посты за дворянами имело некоторый успех, собственно, лишь в том, что касалось должностей такого рода. Но это было только при Людовике XIV. При Людовике XIII и Ришелье, на время которого приходится указанная выше петиция дворянства, до этого дело еще не дошло. Баланс между основными группами еще не установился оптимально в пользу королевской позиции. Гранды французского королевства, отчасти возглавлявшие движение гугенотов, все еще представляли угрозу для неограниченного королевского господства.

Если мы попытаемся представить себе фигурацию двора и состояние социальных напряжений, в которых происходило его медленное формирование в эпоху правления Ришелье, состояние напряженных отношений между королевской властью и ее представителями с одной стороны, и дворянством, стесняемым восходящим третьим сословием, с другом, то мы увидим следующее:

Сословно-представительные органы дворянства, а тем самым и основная масса этого сословия уже почти утратили всякое самостоятельное значение как политические факторы в борьбе с королем. Генеральные штаты 1614 года впервые с полной ясностью показывают, сколь сильным и требовательным стало к этому времени третье сословие и как сословное дворянство, будучи вынуждено обороняться от буржуазии, уже слишком нуждается в короле как в опоре и арбитре, чтобы сопротивляться и его притязаниям.

Группы же дворянства, ближе всего стоящие к трону, — крупное дворянство, прежде всего принцы крови, герцоги и пэры Франции, — были все еще очень сильными соперниками короля. На чем основывалась их сила, и каков был ее источник, достаточно ясно: она основывалась в первую очередь на исполняемой ими функции губернаторов, военных командующих в своих провинциях и фортах. После того как знать была постепенно вытеснена из всех других механизмов господства, в ее руках еще оставалась эта последняя самостоятельная ключевая позиция.

К этому присоединялось то обстоятельство, что король и Ришелье поначалу были сравнительно снисходительны к ближайшим родственникам королевского дома, прежде всего к матери короля и к его брату. Очевидно, нужно было неоднократно убедиться на опыте в том, что вмешательство и участие ближайших родственников короля в правительственных делах представляет угрозу для монарха и его власти; нужно было сперва подавить все эти их поползновения, чтобы завершитель строительства французской абсолютной монархии Людовик XIV — решился с самого же начала проводить сознательную и последовательную политику устранения своих ближних от дел правления и целенаправленного сосредоточения всех компетенций в одних руках. Это было значительным шагом вперед в развитии династической [192]фазы истории государств. В эпоху Людовика XIII и Ришелье все мятежи знати против короля поначалу опирались на еще не сломленную военную силу крупного дворянства. Благодаря его представителям и представительницам еще обладали в то время некоторой и весьма серьезной — социальной силой придворные группировки, которые, в принципе, существовали всегда, но без такой силовой позиции и без такого центра оставались бы более или менее малозначащими кликами и, во всяком случае, не могли бы представлять никакой угрозы для короля.

Чрезвычайно характерно, что брат Людовика XIII, герцог Гастон Орлеанский, точно так же как и братья-соперники прежних королей, когда решился возглавить враждебную кардиналу фракцию и заявил Ришелье о разрыве дружбы с ним, немедленно оставил Париж и отправился в Орлеан, чтобы таким образом вступить в борьбу против кардинала и короля с надежной военной позиции.

Аналогичным образом уже и прежде собралась группировка вокруг внебрачного сына Генриха IV, единокровного брата короля, герцога Вандомского. Ее опорным пунктом была Бретань. Герцог был губернатором этой провинции, и он думал, что благодаря женитьбе имеет наследственные права на эту область.

В такой форме при Людовике XIII у высшей знати сохранялись еще старинные притязания крупных вассалов короля. Провинциальный партикуляризм в соединении с еще довольно значительной децентрализацией военной администрации, относительно большой самостоятельностью военных управителей в провинциях давал подобным притязаниям еще некую реальную основу. Во всех напряжениях и схватках между представителем короля — Ришелье — и высшей знатью обнаруживается одна и та же структура. Сопротивление исходило то от губернатора Прованса, то от губернатора Лангедока, герцога де Монморанси. Возмущение гугенотского дворянства тоже опиралось на подобную же силовую позицию. Военное устройство страны еще не было окончательно централизовано; губернаторы провинций могли рассматривать приобретенные и оплаченные ими посты как свою собственность; даже коменданты крепостей и капитаны фортов обладали еще довольно значительной мерой самостоятельности: благодаря всему этому знать, по крайней мере, высшая — сохраняла последнюю силовую позицию, позволявшую ей снова оказать сопротивление неограниченному господству короля.