Петр Еремеев - Арзамас-городок

— Прихожанам труд сей будет в удивление — как смог пастырь такое? Василий Ильин хитровато улыбался. Не свои, а от сторонних резчиков из Нижнего слышанные слова торопливо объявил:

— Только и делов, что убрал древяны лишки… А что самой работы касаемо, так глаза боятся, а руки делают!

Священник стоял в простом холщовом подряснике — еще не облачался для вечерней службы, и купец, как своего, близко обнял батюшку за плечи.

— Имя, имя свое обозначь — мирян предбудущих оповестить надо о мастере. Такое свершить…

— Гордыню свою на показ выставлю?!

Сальников, будто давно обдуманное, сказал:

— Имя твое для других назиданием. Чтобы и внуки, правнуки… Боялись бы глаза у них, а руки делали!

Не сразу, но решился-таки Василий Ильин и написал на правой стороне гроба краской: «Зачася строитися сей гроб 1776 года в начале и окончен в том же году иждивением от боголюбивых подателей, тщанием тоя церкви священника Василия Ильина». [32]

Слух о работе батюшки Василия тут же облетел Арзамас, и пошли горожане в Спасскую на Проломе… Посадские мещане, купцы и их домашние, дворяне и, как говорили в старину, разных чинов служилые люди — все побывали «у гроба», все дивились доселе невиданному, такому выразительному…

Вскоре Ильина пригласила игумения Николаевского женского монастыря и заказала резную работу для своей обители.

… Православие традиционно не принимает божественное в трех измерениях — скульптуру. Постановления Стоглавого собора 1551 года, указы 1722, 1767 и далее — 1832 и 1835 годов запрещали иметь в храмах объемные изображения божества, но все же духовенство допускало скульптуру в церкви — тут отдавалась дань разнообразию древнего народного искусства, а потом священство понимало, что скульптурные изображения Бога Саваофа, Христа и святых воспринимались молящимися глубже, вызывали у них более глубокие молитвенные чувства, приближали верующих к Богу. «Попущение» скульптуре оказывалось чаще в местах с инородческим населением. Вот почему в Арзамасском уезде и вообще в южной части Нижегородской губернии в церквах находилось много деревянной объемной резьбы. Только в Арзамасе и уезде скульптуры в храмах насчитывалось до сотни.

… Снова группа, но с некоторым отличием: в скульптуре для Николаевского монастыря не было евангелистов, гроб мастер осенил балдахином. что держался на столпах. На балдахине Ильин вырезал трех херувимов и два клейма: на каждом из них после написали красками образа, на одном — «Снятие Иисуса Христа со креста», на другом — «Божия Матерь, рыдающая над плотью своего сына». [33]

И еще одну группу Василий Ильин вырезал для Крестовоздвиженекой церкви — все они долго считались достопримечательностями города.

Так его называли в Арзамасе, Егора Михайлова.

… Долго-долго мучились монахини Алексеевской женской общины — вода далековато. Возили ее на лошадях из-под крутой горы — из Теши брали, да разве навозишься, особливо в летнюю пору, в жару, когда такой огородище с овощами…

Ольга Васильевна Стригалева — настоятельница общины — скорбела, глядя на сестер: мучаются бедные с этой водой. А нельзя ли облегчить изнурительную работу? Стала спрашивать сведущих людей в миру, нет ли где человека такого, который бы привел воду на двор общины?

Со временем объявился такой, назвался крестьянином Арзамасского же уезда Егором Михайловым.

… Походил Егор по берегу Теши, промерил высоту речного откоса, меру длины от бровки береговой кручи до хозяйственного двора монастыря и предложил матушке: отрыть колодец девятнадцати саженей глубиной, установить, понятно, дубовый сруб, заказать мастерам Лысковцевым широкие медные трубы для водного протока… А еще нужно высокий сарай ставить, а в сарае том поднять на козлах большой дубовый чан для сбора воды…

И то, и другое, и третье исполнили монахини — из женских рук никакой расхожий инструмент не выпадал, и пришел наконец тот день, когда водопровод был готов.

Впервые Михайлов делал такую работу. В час опробования системы ходил сильно взволнованным. Начали качать воду — нейдет! Механик из мужиков не сдержал слез. Ольга Васильевна едва успокоила Егора. Полез он в колодец, а там, на дне тотчас понял, отчего вода застоялась — воздушная пробка помешала протоку… Вылез наверх с сияющим лицом. Пошла лошадь по кругу в том сарае, завертелось колесо, и побежала по трубам долгожданная вода в келарню, хлебную, квасную, прачечную келью, в коровник и на конный двор. Весь Арзамас перебывал в монастыре в том 1820 году и подивился рукотворному чуду. Когда Михайлова спрашивали, где на стороне подсмотрел он водопровод, крестьянин неизменно отвечал правду: до всего дошел своим умом.

В 1826–1831 годах водопровод устроили себе и монахи Высокогорского Вознесенского мужского монастыря близ Арзамаса. Наверняка и тут не обошлось без помощи и участия Егора Михайлова.

Устроив водопровод, в той же Алексеевской общине Михайлов стал заниматься строительством. В 1821–1822 годах, не ломая прежде выстроенной церкви Казанской Божией Матери, он значительно расширил ее, что в те времена было достаточно сложным инженерным решением.

Однажды Егора Михайлова пригласил к себе протоиерей Воскресенского собора Стефан Пименов. Строилось новое здание храма, и вот один из четырех столпов — юго-западный — дал трещину в кладке и привел строителей в большую тревогу. Это случилось уже после того, как свели своды, опирающиеся на столпы, когда предстояло выкладывать главный купол. Создавалась угроза: не придется ли перестраивать и столп, и купол…

Егор Михайлов придирчиво осмотрел фундамент столпа и успокоил Пименова. Посоветовал треснувший столп оковать железными поясами. Так и сделали. Эти самые пояса заложили кирпичом, крепко заштукатурили. Тут с добрым советом выступил и городничий Егор Бабушкин: надо оклеить столп бумагой. Если эта бумага вскорости лопнет — значит, на столп надеяться нельзя, а нет — можно строить дальше. Долго, не один день вели строители наблюдение за столпом — не лопалась контрольная бумага, держали те железные опоясочки… Все же далее проявили осторожность: главный купол собора облегчили, сделали его деревянным.

Егору Михайлову пришлось еще вернуться к водопроводным делам. Предполагаем, что водопровод в Саровском монастыре — дело его светлой головушки. Мастер скончал свою жизнь саровским монахом, пригодился братии.

О делах Егора Михайлова можно узнать только из местных хроник. Но жили в Арзамасе и такие умельцы, что вошли в историю русской техники.

Князь И. И. Барятинский, владелец известного имения Марьино в Курской губернии, впоследствии прекрасного памятника дворцово-паркового искусства начала XIX века, привлек для работы в своей усадьбе многих талантливых рукодельников, в том числе и Василия Лебедева.