Денис Сдвижков - Письма с Прусской войны. Люди Российско-императорской армии в 1758 году

Я полагал, что это, как и планировавшаяся унификация казацкого обмундирования (см.: Там же. Л. 168 об. — 169) не имело особого успеха. Пока не встретил случайную оговорку у И. Н. Болтина, в Семилетнюю войну офицера лейб-гвардии Конного полка: «Донские казаки, будучи в заграничной армии, обрили себе бороды по приказанию начальства; им казалось, что с утратою бороды они потеряли и часть своей храбрости» ( Болтин И. Н. Критические примечания генерал-майора Болтина на первый том истории князя Щербатова. СПб. 1793, 149).

Так в тексте, имеются в виду казаки. — Д. С.

Пастор видит русскую пехоту в красных камзолах, так как зеленые кафтаны оставлены в обозе.

Это верно только для Сербского гусарского полка (см.: Егоров В. И. «И приговор учинили…»).

Донесение саксонского посланника в предыдущей кампании дополняет эту яркую картинку: «[„Дикие“ калмыки] жрут конину, а также собак и кошек. Участвуя в деле, скачут с голым торсом, и жрут все, что ни попадется. Не могу биться об заклад, что они не берутся и за [попавших к ним в руки] прусских вооруженных мужиков» ( Trützschler 1838, 133). Поляк Марцин Матушевич, брестский стольник, в том же году встретился с калмыками армии Апраксина на марше около Ковно: «Видел везде калмыков, которые ели одну падаль, то есть павших лошадей, лишь немного облив ее кипятком, без соли. Так что когда им попадалась откормленная павшая лошадь, они ели ее как величайший деликатес ( specyal )» ( Matuszewicz 1876, II, 297).

Протестантский пастор, вероятно, принимает за «божков» бумажные иконы и латунные фигурки херувимов, найденные потом на поле баталии (см. ниже). Немецкие авторы различают «диких» ( wilde Kalmucken ) некрещеных и «мирных» ( zahme Kalmucken ) крещеных калмыков ( Trützschler 1838, 142). В данном случае речь, очевидно, о последних.

О посылке парламентеров в Кюстрин см.: Введение.

«Пламя причинило ужаснейшее опустошение… Главные улицы были истреблены <���…> Хозяева и жильцы нередко были раздавлены вместе с домами <���…>» и т. п. — описывает Архенгольц осаду пруссаками Дрездена двумя годами позже, где, между прочим, разбомбили как артиллерийские мишени без разбора и католические, и протестантские церкви ( Архенгольц 1841, 232–233). В 1757 г. под бомбардировкой пруссаков так же выглядела Прага. В то время как Кюстрин, чисто военная крепость, — намного более легитимная цель, чем мирные столицы Саксонии и Богемии. Нечего и говорить, что двойные стандарты — не изобретение XVIII в.

Эвакуации из Берлина в Кюстрин не было. Кроме местных архивов и ценностей в пожаре пропали частично эвакуированные сюда из Восточной Пруссии, в т. ч. Кенигсберга, архивы, часть арсенала и суммы из казначейства.

В хронике местного магистрата: «Они бывали вседневно в наших аптеках, где сиживали днем и ночью, и покупали вино, как и пиво с кофе, а равно посещали пекарей, пивоваров, винокуров…» ( Neudammer Magistrat 1926, 195).

Деревня рядом с Нойдаммом, см. комментарий в начале № 116.

Прим. автора: Содержание письма Дауна было следующим: «Господин фельдмаршал! Извещаю вас, что король Прусский двинулся, несомненно, с целью атаковать вас. Прошу вас следить за этим коварным противником, которого вы еще не знаете. Вам не следует ничего предпринимать, но отступить, пока я не завершу свое большое дело в Силезии, куда я однажды несомненно приду».

На это король после счастливого исхода баталии ответил следующим остроумным образом: «У вас, г-н фельдмаршал, были основания предупреждать г-на ген. Фермора опасаться коварного неприятеля и уверять, что вы знаете его лучше, нежели он — он (Фермор . — Д. С. ) не уступил и был разбит». (Похоже на очередной апокриф «Фридерицианы» — Д. С. ).

Очевидно, имеется в виду легкий полевой обоз — тяжелый пруссаки первоначально оставили по ту сторону Одера (см.: Введение).

Обе деревни находятся ок. 10 км к югу от Галле (Саксония-Анхальт), на расстоянии ок. 1,5 км друг от друга. Очевидно, автор хроники происходил из этой местности или учился в Галле.

Имеются в виду жители Восточной Пруссии, на момент выхода брошюры присягнувшие России.

В действительности русского гарнизона в Зольдине не было ( Румянцев 1953, 183). Согласно реляции самого принца Карла в Варшаву, в ночь после битвы, испугавшись слухов о приближении прусской партии к Зольдину, кавалькада ускакала дальше глубоко в тыл к крепости Дризен, где русский гарнизон действительно был (N 1287, Bl. 146).

Роман (Роберт) Фул(л)ертон (Robert Fullarton).

Иван (Johann) фон Мантейфель (Johann von Manteuffel), см. № 102.

См. след. стр.

Подразумевается офицер, выдававший билеты (ордеры) на постой.

Комендантское управление, комендатура.

Генерал-майор Йозеф Теодор фон Рюш (Freiherr Joseph Theodor von Ruesch, 1709–1769), шеф полка «черных гусаров» («гусары смерти»).

Ср.: «Я купил […] вина, велел его подогреть, обмакнуть в нем льняную повязку и наложить на рану» ( Prittwitz 1989, 128).

Легкое пиво с большим количеством воды, распространенное до середины XIX в.

Егеря, вооруженные нарезными штуцерами, должны были загонять пулю от дула к казенной части гораздо дольше, чем в гладкоствольных ружьях.

См. прим. к № 115.

Этим термином (фр. roquelaure ), который бытовал и в русском языке, пастор, очевидно, обозначает русские форменные кафтаны. Под «плащами» выше имеются в виду епанчи. Ср.: [На поле сражения] «находили целые кучи сваленных вместе русских кафтанов, что заставляло думать, будто они оставляли верхнюю тяжелую одежду, чтобы быть подвижнее и быстрее» ( Nachrichten 1759, 793).

Очевидно, имеются в виду распространенные в XVII–XVIII вв. латунные и медные херувимы или ангелы, на венчике у которых помещался текст молитвы.

В отличие от пастора, де Катт (см.: Введение) или Архенгольц ( Archenholz 1788, 89) сообщают, что тяжелораненых хоронили заживо намеренно. Последний пытается оправдать перед историей поведение пруссаков «утратой чувствительности» из-за жестокостей русских. И не зря — этот эпизод еще не раз припомнят. Например, в передовице «Красной Звезды» (№ 163, 14 июля 1942 г.), где рассказывалось, как «предки современных немецких фашистов жестоко расправлялись с русскими ранеными». Однако стоит заметить, что эпоха была сентиментальной только на словах, и в том же 1758 г. французы, к примеру, сбрасывали в братскую могилу собственных безнадежных, но еще живых раненых и больных ( Füssel 2015, 41).