Кассия Сен-Клер - Золотая нить. Как ткань изменила историю. [калибрятина]

Но было уже слишком поздно. За несколько лет французские кружева приобрели собственный узнаваемый стиль. Они были более строгими и правильными, чем венецианский гипюр, и в них было множество символов, намекающих на Людовика XIV: солнце, подсолнухи, королевские лилии и короны. Через семь лет после указа Кольбера торговец, специализировавшийся на продаже венецианских кружев, включил кружева alla Colberta в список товаров. Они были среди самых дорогих в его запасах. Эти кружева соответствовали вкусам французского двора и особенно самого Людовика XIV. За один июль 1666 г. французский король купил кружева point de France на 18 491 ливр. Должно быть, Кольбер был в восторге, наблюдая, как растет государственная казна [254].

Кружевные войны между Францией и Венецией в конце 1660-х гг. были не единственным международным конфликтом на этой почве. В 1662 г. указ, вышедший еще тремя десятилетиями раньше, изначально запрещавший «продажу в Англии или ввоз… любого чужеземного кружева, прорезной вышивки, бахромы, пуговиц и рукоделия из нити, шелка или из того и другого», был ужесточен. Карл II, только что вернувшийся из изгнания из Европы, где он бедствовал, отказался повиноваться собственному указу. Он обошел его, выдав лицензию единственному торговцу (своему собственному) на импорт столь желанных венецианских кружев. Торговец ответил на монаршую милость тем, что заламывал за кружева огромную цену. Один счет от 2 июля 1668 г. показывает, что король должен был уплатить 80 фунтов 8 шиллингов и 1 денарий за кружева, которые включали в себя некоторое количество «венецианского гипюра» по 32 шиллинга за ярд [255].

Области и города, где производились кружева, в Италии, Нидерландах и во Франции соперничали друг с другом, производя все новые дизайны. Это работало как двигатель, вызывая изменения в моде, приемах и новациях, и создавало фон для культурных, политических и националистических идей. В начале XVII в., благодаря основанию Ост-Индской компании в 1602 г., города Фландрии входили в число самых процветающих в Европе. Фламандское кружево, особенно модное в то время, отличалось натуралистическими мотивами, гвоздиками, нарциссами и тюльпанами, имевшими особое значение для голландской культуры. Во французских кружевах было больше мотивов, имевших отношение к «королю-солнцу».

Спрос на кружева тоже различался. Когда Файнс Морисон, джентльмен из Линкольншира, много путешествовавший по Европе в 1590-х гг., посетил Польшу, он отметил, что королева, австриячка по рождению, «была одета как благородные женщины из Германии». Ее новые подданные, с другой стороны, одевались более странно. Они не носили «пышных воротников и вообще никакой полоски ткани вокруг шеи». В Швейцарии Морисон увидел, что так как большинство жителей были торговцами, они одевались скромно, в «мрачную одежду… мало украшенную кружевами».

Итальянцы никогда не испытывали такой приверженности к пышным круглым воротникам, которой отличались англичане, французы и испанцы, позволявшие воротникам разрастаться до размеров тыквы-чемпиона. Самые большие воротники, окружавшие лицо, словно гало, были идеальным вариантом для кружев со сложным узором. Чтобы показать кружево наиболее выгодно и не допустить падения воротника под собственным весом, для его поддержки изготавливались проволочные каркасы [256].

Объемные многослойные пышные воротники повлияли еще на одну сторону жизни: они требовали такого количества кружев, что их не могли сплести женщины в семье. В последние десятилетия XVI в. кружево стало товаром. Его обменивали, покупали и продавали торговцы галантерейными товарами и дилеры. Закупки делали в мастерских, в монастырях и приютах. Аллегорическая гравюра 1695 г. Никола де Лармессена «Костюм торговки бельем» ( Habit de la Lingère ) демонстрирует, какой богатый выбор был предоставлен покупателям. На картине изображена женщина в высоком чепце – торговка бельем, судя по названию. Она смотрит на вас как на любимого покупателя. Вместо тела у нее – ее товары. Они изображены так, что сложно понять, где заканчивается одно и начинается другое. В лифе ее платья расположены ящики, на каждом название определенных кружев – фламандские, мехельнские, брабантские и голландские. На столе, из которого вырастает ее тело-шкаф, среди льняных сорочек и чулок – еще больше кружева, на этот раз из Гавра.

Французским кружевницам надо было поблагодарить Кольбера, когда кружева point de France стали пиком европейской моды. К несчастью для них, те, кто его сменил, были не настолько упорными в своей заботе. Французские кружева появились не так давно, у них не было укоренившейся репутации, на которую можно было опереться. Поэтому их производители начали страдать, как только стимулы, которые использовал Кольбер, исчезли.

Решающий удар был нанесен эдиктом Фонтенбло в 1685 г., отменившим свободу вероисповедания для протестантов-гугенотов, которой они пользовались во Франции почти сто лет со времен Нантского эдикта. Так как гугеноты традиционно играли решающую роль в производстве кружев, это был сокрушительный удар, потому что многие уехали из страны, забрав с собой свое мастерство. Только в Нормандии количество кружевниц снизилось наполовину [257].

Другие страны боролись с иными проблемами. Итальянское производство кружев, особенно в Венеции, опиралось на поддержку богатых покровителей и ловкие пальцы монахинь-кружевниц в итальянских монастырях, чьи цены были относительно низкими, так как им не надо было кормить семью или заботиться о доме. Но кружевницы во Фландрии не были защищены от экономического шока. Финансовый крах, лишивший состояния Вермеера, существенно ухудшил и положение самых умелых фламандских кружевниц [258].

Главное – правильно носить

«Но королева, пребывавшая в трауре по герцогу Алансонскому и принцу Оранскому, была одета в черное бархатное платье, роскошно расшитое серебром и жемчугом. Поверх платья была надета шаль, прозрачная, словно кусок легчайшей ткани».

«Рыцарь Леопольд фон Ведель», 1585

В 1593 г. сэра Джона Фортескью, английского канцлера казначейства, спросили в палате общин о расходах королевы Елизаветы I. «Что до ее нарядов, – сказал он, – то они царственные и величественные в соответствии с ее рангом, но не роскошные или избыточные». Хотя минули века со времени правления Елизаветы I, богатство ее гардероба знаменито. На самом деле она вела себя так же, как Мария Тюдор, Екатерина Арагонская и Кристина Лотарингская. Одежда была важным словом в языке социального взаимодействия. Королевы мелких европейских стран, на которых смотрели соперницы из более крупных и богатых государств, нуждались в дорогостоящем словаре. Кружева, как и элокуцио, то есть красноречие в риторике, обеспечивали убедительный финальный штрих образа [259].