Валерий Степаненко - Византия в международных отношениях на Ближнем Востоке (1071-1176)

В. X. Рюдт де Колленберг [260, 50] утверждает, что Торос II позже вступил в брак с дочерью Жослена II Изабеллой. Но известно, что Жослен II был двоюродным братом Тороса, ибо его мать, неизвестная нам по имени сестра Левона Рубенида, была выдана замуж за Жослена I де Куртенэ [260, 49, № 5]. Армянское каноническое право запрещало браки между родственниками до седьмой степени родства включительно. Даже если предположить, что в данном случае этот запрет был обойден, постулат исследователя основывается на ряде произвольных допущений. Михаил Сириец сообщает, что Торос вступил в брак с дочерью владетеля Рабана, франка Симона [41, 281]. Автор армянского перевода труда Михаила, сделанного в XIII в., когда о графстве Эдесском помнили мало, назвал владетеля Рабана Жосленом [44, 342]. А так как графом Эдессы был в это время (1131–1150) Жослен II, а Рабан входил в состав его владений, то В. X. Рюдт де Колленберг предпочел сведения армянского переводчика объявив Жослена графом Эдессы, а его дочь, имя которой не названо ни Михаилом Сирийцем, ни в его переводе, объявлена Изабеллой, которую лишь раз упоминает Гийом Тирский. Ее кандидатура, по-видимому, была избрана потому, что она была одной из двух дочерей графа Эдессы, явно младшей. А биография старшей ее сестры, Агнессы, и ее многочисленные браки были прекрасно известны современникам. Тем не менее мнение исследователя может быть признано как гипотеза лишь в том случае, если бы удалось доказать, что Рабан в 1144–1149 гг. входил в состав графского домена, а не принадлежал одному из его вассалов (например, в 1124 г. им владел, наряду с Айнтабом и Дулуком, граф Махи) [42, 357].

См.: [41, 281; 38, 342; 43, 166; 45, 452; 47, 503]. Можно предположить, что утрата Равнинной Киликии и сохранявшаяся угроза для Антиохии со стороны Византии предопределили дружеский прием, который был оказан Торосу Раймундом де Пуатье. Антиохийское княжество находилось на грани войны с империей, которая вспыхнула к концу 1144 г. А. Бозоян датирует бегство Тороса из Константинополя 1148 г. [57, 11].

Фактически речь шла о претворении в жизнь внешнеполитической программы князя, предусмотренной его соглашением с Иоанном II в 1137 г., но — руками крестоносцев, а значит, без риска утраты Антиохии, что предусматривало соглашение 1137 г.

Сибилла была дочерью Фулько от первого брака с Арембургой де Мэн [191, т. 2, 169, п. 1]. О Тьерри см. [151, 88–89]. О сеньорах Бейрута — [24, 141–185].

О Гастине и других крепостях Амана см. [167, 65–71; 168, 378–388; 175, 415–455]. О контактах Орденов с Рубенидами — [58, 175–184].

Лишь армянская версия «Хроники» Михаила Сирийца отдала победу Рубениду [44, 349].

Традиционна дата до 9 декабря 1155 г, так как к этому времени, по Михаилу Сирийцу, отношения были урегулированы. Но, на наш взгляд, информация Григора Ереци о том, что во время второго похода Масуда на Киликию именно тамплиеры, действуя совместно со Степане, остановили сельджуков в районе Портеллы — Турна, дает возможность датировать военные действия и перемирие владетелей Горной Киликии и Антиохии до мая 1154 г. [41, 303; ср. 43, 171].

Предположение Г. Шлюмбержье, что он стал регентом с согласия Констанции, в свете последующих событий представляется маловероятным [268, 171].

Датировка писем затруднительна. Р. Рерихт датировал их 1164 г., т. е. правлением Амори I [32, 104, № 394], тогда как Ф. Шаландой–1162 г., т. е. правлением Бодуэна III [160, 524].

Источники называют Таре и Хамус восточнее Сарвантикара. См. [41, 319; 43, 200–1162 г. 46, 45; 47, 508], о Хамусе — [146, 141].

Дата переворота установлена косвенно по датировкам хартий Боэмунда III. Хартии января 1167, сентября 1172 и декабря 1181 гг. датированы соответственно 4-м, 9-м и 19-м годами правления князя [32, № 428, 493; 33, 152, № 44]. Таким образом, приход князя к власти датируется второй половиной 1163 г. Ф. Шаландон датировал регентство Констанции после отстранения от него патриарха Аймери временем, последующим за браком Мануила и Марии Антиохийской, т. е. после 1161 г. [160, 521, п. 1; см. также 28, 359; 44, 358; 41, 324].

По-видимому, около этого времени следует датировать и визит Тороса II в Иерусалим, практически неизвестный армянским хронистам. Более или менее подробно о переговорах, которые вел князь, сообщает лишь Эрнуль [21, 27–30]. Датируется визит временем после 1164 г., последними годами правления Тороса.

Мы принимаем датировку Р. Рерихта — 1164 г. [32, 104, № 394]. К. Каэн датирует письма 1161 и 1165 гг., ссылаясь на мнение Ф. Шаландона [146, 6].

В Мопсуэстии через Аксуха велись переговоры об унии церквей между Мануилом и армянским католикосом Григором III, представителем которого был его брат Нерсес Шнорали, будущий католикос [160, 655–660; 84, 235–236; 55, 92–98].

Ф. Шаландон полагает, что после неудачной войны с Торосом Аксух был вынужден заключить с ним перемирие на условиях сохранения князем его завоеваний [165, 529]. Но глухая ссылка на Иоанна Киннама не подтверждает предположения исследователя. Андроник Комнин бежал в Антиохию, затем в Иерусалим, где он появился в начале 1167 г. [14, 175–177; 31, 943]. О хронологии дук Киликии см. [160, 526, п. 2; ср. 56, 13].

Ф. Шаландон полагал, что сообщение Киннама может служить аргументом в пользу признания королем сюзеренитета императора. В пользу этого он приводит и известную надпись из церкви Рождества в Вифлееме. Надпись на греческом и латыни гласит, что декор был создан Ефремом в правление императора Мануила, в царствование Амори и в епископство Ральфа в год 6677, 2-го индикта. См. [36; 37, 99–103]. Естественно, что отрицание вассалитета короля вело и к отрицанию достоверности свидетельства Киннама, объявленного тенденциозным, и иной интерпретации надписи. См., в частности, мнение Р. Груссе, рассматривавшего отношении Византии и Иерусалимского королевства с точки зрения «христианской солидарности», которая предопределила равноправный союз этих государств для борьбы с «неверными» [191, т. 2, 407], Дж. Ла Монт также отрицал признание Бодуэном III и Амори I сюзеренитета Мануила Комнина, упрекая Киннама в тенденциозности и интерпретируя надпись 1169 г. как свидетельство реставрационных работ, проведенных на средства императора, и не более того [219, 262–264; 269, 328].

Хронологии войны Млеха с Боэмундом III и Амори I неизвестна. Уточнению ее препятствует наличие противоречивых сообщений о ней современников — Михаила Сирийца и Гийома Тирского. Тем не менее, вопреки мнению Дж. Правера [251, 457, п. 42], она может быть установлена.

Это не испортило отношений графа и императора, так как на обратном пути в Европу он вел переговоры о браке сына Мануила Алексея с дочерью короля Франции Агнессой [21, 46]. Западная политика Мануила пережила период резкого оживления именно в 1176–1180 гг., когда в поисках союзников против Сицилии и Германской империи он направил посольства в Англию, Францию и Арагон, пытаясь опереться на них. С Генрихом II Плантагенетом, внуком Фулько Анжу, Мануил находился в родственных отношениях, так как жена короля Алиенора Аквитанская, в первом браке супруга Людовика VII, была двоюродной сестрой супруги Мануила Марии Антиохийской. Шли переговоры о союзе с Арагоном, который должен был увенчаться браком короля Альфонсо с племянницей Мануила, дочерью Андроника Младшего Евдокией. Но переговоры не имели успеха, и прибывшая в Монпелье принцесса (1173) при известии о браке короля с Санчей Кастильской была спешно выдана замуж за графа Монпелье Гийома [275, 234–243; 191, т. 2, 376–377; 197, 70–74].