Татьяна Опарина - Иноземцы в России XVI–XVII вв. Очерки исторической биографии и генеалогии

Известно о четырех дочерях и двух сыновьях Ивана Ульянова Барснли. Его детьми в разных документах названы Анна [101]; Доротея [102](Дарья Ивановна Бернзли в русских документах), Елизавета [103](Алена в русских документах), Катерина [104], Генри (Henry [105]— Андрей [106]в русских документах) и Вильям (William Barnesley, в русской транскрипции — Вилим Бярнзл или же Вилим Иванов) [107]. Происхождение последнего Самуэль Коллинс, как отмечалось, связал с Барнсли-Холлом [108]. Однако Вильям, носивший этот титул, родился в России [109]. Поэтому указание метрической книги 1622 г. предположительно можно отнести к нему или его младшему брату Генри, а 1625 г. — к Доротее или Елизавете.

Как это традиционно для купеческой среды, Иван Ульянов Барнсли использовал семейные узы для укрепления своего положения. Союз с фон Дюкер помог ему обустроиться в России. Дальнейшие связи детей призваны были расширить окружение английского купца и установить новые линии контактов в иноземческом сообществе.

Очевидно, старшим ребеном в семье была Анна. Время ее рождения предположительно 1612 г: согласно Запискам Олеария, к 1627 г. ей было 15 лет. Замужество дочери повлекло громкую историю, подробно переданную голштинским послом. В его изложении Анна, выделявшаяся в иноземческой колонии Москвы яркой красотой, стала женой приехавшего в 1625 г. французского барона Пьера де Ремона (о нем подробнее см. гл. 2). Иммигрант был принят в доме английских дворян, где барона нашли подходящей партией для дочери. Очевидно, что вопросы престижа являлись одними из преобладающих при заключении этнически смешанного союза.

Наиболее вероятно, что не только знатность барона привлекла Ивана Ульянова Барнсли. Помимо родовитости важнейшими могли оказаться вопросы вероисповедания. Брак совершил 26.07.1627 г. лютеранский пастор кирхи Св. Михаила, где чуть ранее крестил своих детей Джон Барнсли (его имя при бракосочетании дочери было передано как John Bersle) [110]. Несмотря на это, Адам Олеарий называл Анну Барнсли кальвинисткой [111]. Пьер де Ремон, судя по комплексу косвенных данных, был гугенотом.

Присутствие кальвинистов в лютеранской кирхе этого периода являлось не исключением, напротив — распространенной практикой. До появления реформатской кирхи в Москве невозможно говорить о беспорном лютеранстве людей, совершающих таинства в появившейся до 1619 г. и почти десятилетие остававшейся единственной в Москве кирхе Св. Михаила. Храм посещали западные христиане различных конфессий [112], в том числе — выходцы с Британских островов. Записи метрической книги фиксировали присутствие в кирхе значительного числа подданных королевства Великобритания. Кирху, в частности, активно посещали шотландцы, наиболее вероятно пресвитериане [113]. Под 1620 г. отмечено исполнение таинств шотландцами капитаном Йоханом Гамелем и Якобом Хамильтоном (имена переданы в немецкой транскрипции); под 1624 г. — участие в церковной жизни прихода большой группы шотландских и ирландских военных (очевидно, так называемых бельских немцев) [114].

С лютеранской кирхой Св. Михаила были связаны представители господствующего в Великобритании вероисповедания. Среди дарителей кирхи указаны англичане, представляющие Московскую компанию, и наиболее вероятно — официальную церковь. Так, в 1622 г. внес свои пожертвования Фабиан Смит, в 1632 г. — Абрахам Аш [115]. Прихожанином кирхи Св. Михаила был и англичанин, известный ювелир Мастеровых палат Яков Гаст. Более того, в кирхе Св. Михаила совершали богослужение английские пасторы. В 1620 г. пастор, приехавший в свите Джона Мерика [116](как известно, его звали Андрей Хартинс), отслужил мессу для своих многочисленных соотечественников в России. Ввиду отсутствия собственного наставника богослужение на английском языке проводил немецкий пастор. Сохранилась информация о совершении Георгом Оксом английской службы и таинств в 1624/25 г. В 1624 г. он отпевал трех англичан, а также венчал английского пастора, не названного по имени и без указания его происхождения и срока пребывания в России [117]. В 1625 г. Георг Оке крестил младенца (видимо, по просьбе родителей) «на английский манер» (т. е. в соответствии с богослужением Church of England), исполняя таинство на английском языке [118].

Таким образом, в приходе кирхи Св. Михаила первоначально собрались представители различных протестантских течений Великобритании: англикане, пресвитериане, наиболее вероятно, пуритане и др. Кальвинисты среди них, очевидно, предпочитали домашнее богослужение, но для исполнения таинств, как и прочие протестанты, обращались в лютеранскую кирху.

Безусловно, британцы «прилагали действенные усилия для отделения от лютеран» [119]. Для этого им пришлось объединиться с коммерческими конкурентами — нидерландским купечеством. Вера сближала выходцев с Британских островов и голландцев [120]. Торговые противники легко сходились в религиозной сфере. Но усиление нидерландского присутствия отразилось в лидерстве в основании собственного храма. Первая кальвинистская кирха Москвы оказалась не английской, а голландской. В 1627 г. в Москве в результате обращения группы голландских купцов в Амстердамское управление реформатских церквей (объединение советов церквей — the classis of the reformed church at Amsterdam) была основана реформатская кирха [121].

Появление реформатской кирхи определило разделение приходов. Подданные британской короны, составлявшие в лютеранской общине обособленную группу, в большинстве своем ушли в новую, более соответствующую их воззрениям кирху. Очевидно, членами реформатского прихода стали пуритане, пресвитериане и, видимо, значительная часть англикан. Какая-то часть британцев продолжала связывать себя с элитарной лютеранской кирхой Св. Михаила (как сказано в метрической лютеранской книге, «обнемечилась»).

Наиболее вероятно, в новую кирху, появившуюся в год их венчания, ушли и супруги Деремонтовы. Олеарий устойчиво относит Анну Барнсли к реформатской общине [122]. Распространяя эту характеристику на ее отца и отталкиваясь от сохранившихся фактов жизни его в России, можно предположительно говорить о принадлежности Ивана Ульянова Барнсли к умеренному пуританизму [123]. Сын Вильям свое вероисповедание в челобитной 1656 г. определил как «еллинскую веру» [124]. (Возможны различные варианты толкования подобной формулы. Термин «еллинская вера», принятый в полемической литературе, означал язычество, однако в редких случаях применялся к протестантизму [125]. В делопроизводственных документах термин «еллинская вера» не использовался. Скорее всего, Вильям Барнсли говорил о принадлежности к английской церкви (Church of England), как определяли свое вероисповедание абсолютно все подданные британского короля. Сибирскому подьячему, составляющему послание, «аглинская» вера могла быть мало знакома. Записывая со слов иностранца название его прежней конфессии, он, видимо, использовал более близкую и понятную ему полемическую формулу, памятуя о «еллинских ересях». В то же время не исключено, что Вильям Барнсли спустя много лет перед лицом властей сам готов был сопоставлять протестантизм с язычеством.)