Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Озеро пропало. Быстрееоленя знал, что оно исчезло ненадолго и появится, как только тропинка окончательно выберется из леса. Но ему придется еще много бежать, прежде чем он достигнет берега озера и зарослей высокого тростника, за которыми прячутся хижины. Нужно бежать прямо за солнцем. Конечно, ему не угнаться за небесным светилом, но он все же успеет попасть домой до того, как оно спрячется за Черным деревом. Хорошо еще, что не наступил период дождей, когда из озера и ручейков, покрывавших, словно паутиной, заболоченную низменность, выходила вода, затопляя всю землю вплоть до самого леса. Правда, он и тогда все равно добрался бы до селения и сказал Брату Великого Каймана, что выполнил его приказ. Вплавь, на бревне или утлом каноэ — Быстрееоленя знал места, где охотники прятали их, уходя в лес за добычей, — он обязательно пришел бы к вождю своего народа.

Солнце светило прямо в лицо, ослепляя глаза, привыкшие к полумраку сельвы. От жары бежать стало еще труднее.

Быстрееоленя ошибся в своих расчетах: ночь наступила раньше, чем он добрался до селения. Непроглядная тьма тропической ночи, в которой сразу утонула земля, не остановила его, а лишь обострила восприятие внешнего мира. Он ощущал его всем своим телом, всем существом опытного лазутчика. Между тем это тело, это существо шептали ему что-то тревожное, предостерегающее. Быстрееоленя, наконец, понял, что в окружающей мгле не чувствовалось присутствия человека, и это насторожило его.

Руководимый больше инстинктом, нежели разумом, он знал, что уже находится в селении, но столь же безошибочно Быстрееоленя ощущал, что люди покинули эту землю. И тогда он вспомнил про страшный ураган, разрушивший селение: его братья не могли оставаться на опустошенной земле и ушли…

Он метался от одного стойбища к другому, растрачивая последние капли энергии, в которой так нуждалось его изнуренное тело. Разум говорил ему, что сейчас лучше всего лечь и уснуть, что с рассветом он найдет верный след и пойдет по нему к Брату Великого Каймана. Наверняка где-нибудь лежат оставленные только для него знаки — сплетенные ветви или срез толстой коры, и они укажут дорогу, но Быстрееоленя уже не мог подавить в себе чувства покинутости, одиночества и панического отчаяния.

Гонимый страхом, он, наконец, бросился к огромному дереву, поваленному ураганом, где в последний раз видел Брата Великого Каймана. И вдруг ощущение удивительного покоя охватило все его тело, еще содрогавшееся от пережитого ужаса: он был уверен, он знал, что у дерева есть человек, ожидающий его возвращения. Инстинкт не обманул лазутчика: свернувшись в клубок, у опрокинутого ствола сейбы сидел человек. Десять дней и ночей провел он здесь, дожидаясь Быстрееоленя.

Не говоря ни слова, индеец встал и побежал.

— Пить! — прохрипел Быстрееоленя.

Не останавливаясь, прямо на ходу индеец сунул в руку Быстрееоленя сухую тыкву, наполненную теплой, согретой человеческим телом водой, и маленький кусочек твердой как камень маисовой лепешки: он сохранил ее для своего товарища, хотя уже три дня пил лишь мутную воду из озера.

К вечеру следующего дня Быстрееоленя стоял перед вождем. Бронзовое тело Брата Великого Каймана в доспехах из кожи крокодила было раскрашено яркими красками: белые, синие, черные, желтые и красные линии придавали ему грозный вид. Но особенно ужасающей была огромная маска-шлем: из широко раскрытой пасти каймана сверкали свирепые глаза вождя.

Рассказ Быстрееоленя был краток:

— Каменотес сказал: «Торопись».

Каменотес собрал людей на площади города, которому теперь уже не суждено было стать земной обителью всемогущих богов. Был предрассветный час. Холодная ночная сырость сковывала движения, заставляя поеживаться. Люди искали спасительного укрытия от холода и находили его в тепле сгрудившихся в толпу человеческих тел. Тесно прижавшись друг к другу, словно сжатые в кулак пальцы руки, они стояли молча и неподвижно, и от этого казалось, что их мало, ничтожно мало на огромной, выложенной ровными каменными плитами площади.

Каменотес вспомнил другую площадь, ту, что лежала в центре города Спящего Ягуара. Она была еще просторней, а окружавшие ее пирамиды, увенчанные храмами и дворцами, возвышались неприступными крепостями. Да, людей мало, слишком мало, чтобы напасть на логово жрецов. Но у него не было другого выхода — вернее, он не знал и не искал его. Ждать Брата Великого Каймана?

Вчера Каменотес послал к нему нового гонца-лазутчика, хотя и не надеялся, что тот доберется до него раньше чем через месяц, а то и больше. Он снова вспомнил Быстрееоленя и с надеждой подумал, что Брат Великого Каймана уже, быть может, бежит со своими боевыми отрядами на город.

— Братья! — крикнул Каменотес. — Тропа ведет нас в логово Спящего Ягуара. Боевые отряды сынов Великого Каймана уже спешат туда! — Толпа колыхнулась и одобрительно загудела. — Быстрой тропой мы будем в городе через две ночи, но мы пойдем другой. Переплывем реку Священной обезьяны — Усумасинту. Воды ее бурливы и широки. Жрецы не ждут там нашего нападения. Сыны Великого Каймана идут через поля. Я не знаю, кто нападет первым, но тот, кто нападет вторым, ударит в спину проклятым жрецам…

Он думал вслух, излагая свою простую стратегию. Было видно, что люди одобряют планы нападения, что они верят своему вождю, радуются его хитрости, умению обмануть и победить ненавистных жрецов и бывалых воинов города Спящего Ягуара.

…— Мы нападем на каменоломни у Усумасинты и освободим наших братьев. Они пойдут вместе с нами. Мы станем сильнее. Мы будем свирепы, как ягуар, быстры, как падающий с неба орел, ловки, как обезьяны, мудры, как кайман… Спящий Ягуар не успеет проснуться, а мы уже вонзим в его сердце свои копья…

Последние слова утонули в криках толпы, радостно приветствовавшей наступивший рассвет. Лучи восходящего солнца осветили мощную фигуру Каменотеса, стоявшего высоко над толпой.

Каменотес разбил своих людей на три отряда и поставил во главе каждого из них тех, кто больше всего отличился, сражаясь в каменоломне и во время нападения на строительство. Восставшие не теряли даром времени: за ночь они успели не только изготовить себе оружие — пики, щиты, тяжелые дубинки и каменные топоры с деревянными рукоятками, но и покрыть тела боевой раскраской для устрашения врага. Теперь это были не рабы, а настоящие воины. Кой у кого на головах даже красовались шлемы-маски, снятые с убитых воинов и надсмотрщиков. При ярком солнечном свете войско восставших рабов уже не казалось Каменотесу столь малочисленным.