Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Это была великолепная рабочая рука: сухая, тонкая, жилистая, а главное, послушная. Сколько бесформенных камней превратила она в идеально ровные прямоугольные плиты; сколько тончайших узоров нанесла на камень, повторяя сложнейшие рисунки священных знаков, которыми жрецы записывали на вечные времена божественные пророчества или восхваляли мудрость и военные победы великих правителей; сколько мертвых камней ожило от ее прикосновения, оставляя потомкам бессмертные образы богов, их верных служителей на земле и всемогущих владык…

Это была великолепная рабочая рука. Любой другой, будь он на месте тупого надсмотрщика, залюбовался бы ею…

Каменотес медленно поднимался с земли.

— Пойдешь опять к реке! — бросил жрец. Он хотел встать, но не успел: рука, сжимавшая рубило, обрушила на его голову страшный удар. Она перестала быть послушной…

…Люди падали от усталости. Они не могли говорить, но их глаза яснее всяких слов требовали ответа.

— Соберите оружие надсмотрщиков. — Каменотес задыхался от боли в груди — удар палицы пришелся прямо в ключицу. — Соберите оружие, рубила, палки. Мы пойдем на строительство к реке и освободим наших братьев!

Но никто не шелохнулся: голод и напряжение недавней битвы с надсмотрщиками и жрецами лишили людей последних сил. Все молчали, и только стоны раненых нарушали непривычную тишину в каменоломне.

— Вставайте! — крикнул Каменотес, превозмогая боль. — Иначе мы погибнем!

Пошатываясь, он поднялся, опираясь на огромную палицу, принадлежавшую убитому им старшему жрецу-надсмотрщику, и направился к дороге. И люди пошли за ним. Впервые им было так легко и приятно шагать по широкой тропе, спускавшейся к реке среди непроходимых зарослей тропического леса. Толстые стволы кедра, стройные пальмы, многоярусные ветвистые сейбы и гигантские корни красного дерева, сплошь обвитые лианами и другими вьющимися, ползущими, карабкающимися по деревьям растениями, стояли непроходимой стеной по обеим ее сторонам. Они охраняли путника от палящего солнца, наполняя воздух неповторимыми запахами леса. Усталые ноги с каждым шагом двигались все быстрее. Лесная прохлада и свежий аромат зелени вселяли бодрость и уверенность. А главное, рабы не слышали больше яростных окриков ненавистных жрецов, свиста плетей надсмотрщиков — впереди ждала свобода!

И они уже не шли, а бежали легкой рысцой, как умеют бегать только простые люди этой богатой и многострадальной земли. Ни о чем заранее не договариваясь — их не учили держать военный совет перед боем, — они выскочили из леса нестройной толпой и молча рассыпались на широкой, выложенной ровными камнями площади, как рассыпаются на земляном полу крестьянской хижины зерна спелого маиса.

Через час все было кончено. Ни один жрец, ни один надсмотрщик не остался в живых. Ярость восставших обрушилась и на богов: каменные изваяния, стелы с изображением богов, правителя и жрецов погибли под их ударами.

На строительстве оказалось немного запасов еды — ее берегли для себя жрецы и надсмотрщики. Восставшие разделили ее между собой поровну. Воды было вдоволь, рядом бежали быстрые воды реки Лачанха.

А когда стемнело, на площади запылали веселые языки костров. Огонь успокаивал людей, но он наводил и на размышления. Все думали об одном: что делать дальше? Постепенно они стали сходиться туда, где на широкой террасе у подножья большого храма с тремя низкими входами сидел у костра Каменотес. Никто не выбирал его вождем, но все тянулись к нему: он первый осмелился поднять руку на ненавистных жрецов, он привел сюда людей с каменоломни, значит, боги вручили ему судьбу этих обездоленных и измученных людей.

Каменотес видел, скорее ощущал, как в ночной темноте двигались к его костру молчаливые фигуры братьев по страданиям, товарищей по борьбе. Он слышал их взволнованный говор, тревожное дыхание и ясно понимал, зачем они пришли. Он знал, какой ответ нужно дать этим людям; он не сомневался в правильности своего решения.

Каменотес встал.

— Братья! — Широкая площадь, окруженная каменными дворцами, многие из которых не были еще достроены, поглотила его голос. Ему показалось, что его никто не услышал, и он крикнул еще громче: — Братья! С первыми лучами солнца мы пойдем на логово Спящего Ягуара! — На мгновение он умолк, может быть ожидая, не покарают ли его боги за то, что он назвал логовом их священную обитель.

И вдруг откуда-то издалека, из непроглядной тьмы сельвы, расстилавшейся кругом на тысячи полетов стрелы, прилетели отчетливые слова: «…логово Спящего Ягуара».

— Да, мы пойдем на логово! Мы уничтожим жрецов и знать! Небо прокляло их! Слушайте!

И эхо повторило: «Небо прокляло их! Слушайте!»

— Братья! Завтра с первыми лучами солнца!!.

Странные, противоречивые чувства владели Каменотесом.

Еще совсем юношей во время набега на одно из селений города Спящего Ягуара он был схвачен воинами, поджидавшими в засаде кочевников-грабителей. Его жестоко избили — как он только выжил? — и вместе с другими пленными, уцелевшими от побоища, продали в рабство. Так он оказался на тяжелых строительных работах: таскал каменные глыбы, рубил плиты в каменоломнях, дробил, превращая в муку, обожженный известняк и снова впрягался в длинные упряжки толкачей. Каторжный труд пожирал все физические и духовные силы, жрецы и надсмотрщики старались превратить рабов в послушную рабочую скотину, безмолвную, лишенную всяких надежд на свободу. Но непосильный труд, постоянное недоедание и частые побои не могли убить в молодом рабе чувство смертельной ненависти к жрецам и знати, ко всему, что связано с городом Спящего Ягуара. Наоборот, эта ненависть с каждым годом крепла, придавая силы истощенному и истерзанному телу.

И все же временами ему казалось, что только смерть избавит его от мучений, безысходных страданий, которым на земле нет и не может быть конца. В такие моменты жадные, алчные, вечно всем недовольные, а главное, нечеловечески жестокие жрецы, умевшие видеть все насквозь застывшим взглядом своих стеклянных глаз, вызывали в нем животный страх, подкатывавшийся к горлу отвратительной тошнотой.

Шли годы, и, хотя ничто не менялось в жизни молодого раба, изменился он сам, его восприятие окружающего мира, и только ненависть к жрецам да жажда свободы оставались прежними. Не задумываясь, он перебил бы всех жрецов, как убил в каменоломне жирного жреца, как убивал их здесь, на строительстве, чтобы убежать в леса к своим вечно голодным, но свободным братьям.