Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Сам он не мог разжечь костер и всю ночь дрожал от холода. А днем камни раскалялись так, что до них было невозможно дотронуться. Только такой опытный, как он, лазутчик мог выдержать все эти испытания. И вот сегодня, когда ему, наконец, удалось определить место, где обычно спал Каменотес, и наметить путь, по которому ночью прокрадется в каменоломню, Каменотеса куда-то уводил помощник Великого Мастера!

Быстрееоленя успел заметить, что Каменотеса повели по дороге на строительство. Сегодня ночью и он проделает этот путь; теперь же нужно отдохнуть. И Быстрееоленя заставил себя заснуть, хотя солнце стояло прямо над головой и беспощадно жгло его обнаженное тело.

За многие месяцы строительных работ бревна-катки хорошо утрамбовали дорогу, и бежать по ней было легко и приятно. Великий Мастер не любил носилок. Он пользовался ими лишь для того, чтобы избежать лишних пересудов жрецов, внимательно следивших за каждым его поступком. Они никак не могли смириться с тем, что простой жрец-рисовальщик, переписывавший священные книги — хууны и украшавший их рисунками, неожиданно стал главным зодчим священного города Спящего Ягуара. Он и так позволял себе много вольностей, нарушая традиции знати, к которой теперь принадлежал. Великий Мастер прекрасно понимал, что каждая из них слишком быстро доходила до ушей правителя и в конце концов наветы жрецов могли достичь своей цели, и тогда, кто знает, какая судьба ожидала его?

Дорога шла под уклон, и он не испытывал усталости. Наоборот, после нескольких часов, проведенных в носилках, которые сковывали не только движения, но и мысли, Великий Мастер чувствовал, как бег наполняет бодростью все его тело, изгоняя дурные мысли и тяжелые предчувствия. Ему даже стало смешно, когда он вспомнил беспомощную услужливость оплывшего жиром жреца, которого Великий Мастер так и не удостоил своим вниманием…

Мысль о каменоломне и строительстве, куда направлялся Великий Мастер, вернула его к прежним безрадостным думам и сомнениям. Легкий бег, наполнявший радостью тело, постепенно угас. Он зашагал медленно и тяжело.

Собственная судьба не волновала Великого Мастера. Он боялся не за себя, а за строительство, за дело, которое ему могли помешать довести до конца. А то, что он задумал, было необычно и грандиозно. Воспоминания о прошлом нахлынули на Великого Мастера.

…Он понял: сейчас или никогда! Невероятным усилием воли заставил свои окаменевшие от страха ноги сделать вперед четыре шага, только четыре, как требовал обычай, и поднял левую руку к небу в знак того, что хотел говорить. Он почти не сомневался, что всемогущий Ицамна немедленно поразит его, младшего жреца, осмелившегося на такую невероятную дерзость, и от этого на душе стало легче.

Но боги молчали, молчали и люди.

— Говори! — резко и гневно прозвучал голос ахав кана — Верховного жреца.

Но младший жрец не стал говорить, а лишь вплотную приблизился к трону, на котором восседал правитель — халач виник в окружении знати и служителей всемогущего бога Ицамна. Не поднимая головы, чтобы не осквернить их своим взглядом, он быстро вынул из-под плаща сложенные гармошкой страницы книги-хууна и растянул их на груди во всю ширину своих рук.

— Говори! — повторил тот же грозный голос.

Но жрец продолжал молчать: он только еще выше поднял растянутую «гармошку» — хуун.

И тогда правитель и жрецы, наконец, увидели, что показывал этот странный человек в одежде младшего жреца: на широких листах из луба фикуса танцевали и пели, сражались и умирали, радовались и страдали маленькие человеческие фигурки.

Зачарованные, затаив дыхание, они разглядывали рисунки и, потрясенные, узнавали самих себя в крошечных человечках. Хоровод тел, фантастическая оргия цветов были подчинены строгому порядку, в котором легко угадывались события, совсем недавно разыгравшиеся здесь, на этой площади, среди величественных храмов и дворцов священного города Спящего Ягуара. Вот что они увидели.

…Окруженные челядью полководцы — наконы облачались в ритуальные одеяния. Словно гигантские крылья вырастали у них за спиной огромные плюмажи из перьев кетсаля — священной птицы несравненной гордости и красоты. Гордость птицы была такова, что, плененная, она умирала в руках охотника! Никто и никогда не видел живого кетсаля в клетке! Красота его сине-красного оперения ослепляла человека — так гласила молва. Недаром перья кетсаля служили у индейцев разменной монетой. Яркие ткани накидок, фартуки и пояса из шкур ягуара, тонкие кожаные ремни и многочисленные драгоценные украшения — браслеты, ожерелья, бусы — дополняли туалеты наконов. На ногах — тяжелые сандалии также из шкуры ягуара…

…У подножья пирамиды главного храма бога Ицамна возвышался трон халач виника — Верховного правителя. Подобрав под себя ноги, халач виник сидел на священной циновке ягуара — символе могущества и власти. По краям трона пристроились его жены; даже малолетний сын — наследник правителя, которого держал на своих могучих руках немой раб-телохранитель, не мог ступить своими ножками на циновку и трон — таков обычай и закон, установленный с незапамятных времен.

На нижних ступенях пирамиды стояли батабы — правители селений. Их длинные белые плащи были украшены морскими раковинами — символами земли, которой они правили по наследству. Они тихо переговаривались между собой, и причудливые головные уборы батабов мерно покачивались в такт неторопливому разговору.

Солнце склонялось к закату, но на площади, выложенной ровными каменными плитами и окруженной со всех сторон ажурными храмами и дворцами, по-прежнему стояла невыносимая жара. Даже огромные веера-опахала на длинных палках, плавно раскачиваемые рабами-прислужниками, не спасали от томительного зноя.

…Внезапно гулкая дробь барабанов и вой длинных труб заполнили город. Вместе с воинственном музыкой, будто гигантские птицы, на площадь влетели три высокие мужские фигуры. Это наконы — полководцы. За ними бежали их воины в масках чудовищ, наводившие ужас и страх. Сотрясая оружием, маски неслись по площади, образуя водоворот человеческих тел, над которым плыли штандарты боевых отрядов.

Водоворот захватил толпу городской бедноты. Трещотки и сухие тыквы-барабаны сотрясали воздух пронзительными звуками. Все танцевало, грохотало, ревело, и казалось, что даже могучие каменные стены храмов и дворцов покачнулись и пришли в движение. А люди-птицы летели все быстрее; они уже сцепились в клубок из разноцветных перьев, тканей и лент… И вдруг все замерло: люди-птицы бросились к главной пирамиде; они летели вверх по ее крутым ступеням, а там, наверху, у жертвенного камня, их ждал сияющий золотом Ицамна, окруженный своими верными служителями…