Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

— Да, — ответил Хунак Кеель, не отрывая глаз от круглого камня.

— Хорошо! — так же тихо сказал Хапай Кан — ответ Хунак Кееля долетел до него. Камень умолк.

Между тем на высокой стене, служившей платформой Южного храма, жрецы зажгли каучуковые мячи. Густой черный дым, медленно поднимавшийся к небу, известил о начале жестокого церемониала, завершавшего священную игру в мяч…

На рассвете следующего дня рослые, выносливые индейцы, поочередно сменяясь, несли Хунак Кееля в дорожных носилках в город Майяпан. Новый правитель направлялся в свои владения…

Эти события случились в «двадцатилетие» 8 Ахав [25] .

— Это имена семи людей из Майяпана, моих полководцев. Они поведут семь боевых отрядов, как только ты скажешь, Владыка Улиль. — Хунак Кеель говорил тихо, не повышая голоса.

Три правителя трех крупнейших городов страны — Ушмаля, Майяпана и Ицмаля — сидели на мягких шкурах вокруг невысокого каменного стола в самом конце длинной узкой комнаты дворца правителя Ицмаля.

— Я пришел к тебе, Великий правитель, и просил нашего Великого Брата Чан Ток’иля прийти к тебе, чтобы заключить союз… — спокойно продолжал Кеель.

— Не могу больше терпеть! — резко перебил его Улиль, красивый юноша с орлиным носом и черными, как обсидиан, глазами. — Я должен мстить, смыть кровью позор моего рода!..

Хунак Кеель поправил вышитую накидку, свисавшую с его широких плеч; он не расставался с нею с памятного дня своего чудесного возвращения от К’ук’улькана, хотя с тех пор прошло почти три года.

В комнате было холодно; от толстых каменных стен веяло сыростью. Изящный глиняный светильник в виде птичьей головы с широко раскрытым клювом горел на столе ровным желтым пламенем. Рядом с ним лежала маленькая, изумительной работы статуэтка из нефрита. Она изображала девушку в богатом подвенечном наряде. Огонь светильника заполнял полупрозрачный камень неповторимым золотистым светом, от чего статуэтка казалась живой. Она словно улыбалась склонившимся над столом лицам мужчин, так непохожим друг на друга, но одинаково суровым и озабоченным. Их взгляды уже давно были прикованы к чудесной безделушке, владелицей которой могла быть только женщина из очень знатной, богатой семьи.

Хунак Кеель протянул к статуэтке руку, но не взял ее, а лишь указал пальцем, унизанным перстнями:

— Вот все, что тебе осталось от твоей невесты Иш Цив-нен! Прости, что я коснулся незаживших ран, но вчера это случилось с тобой, завтра — со мной! Чья очередь настанет послезавтра? Каждый из нас погибнет, если один встанет на тропу войны. Только вместе мы сокрушим проклятый город людей ица. Напрасно ждать: Чак Шиб Чак не выдаст обидчика; они вышли из утробы одной женщины, они дети одного отца, одного помета… Что ты скажешь, мудрый Чан Ток’иль? Ты самый старший, самый умудренный жизнью: тебе решать…

Но правитель Ушмаля Чан Ток’иль молчал; он не торопился с ответом. Положение было сложным и, самое главное, опасным. Нужно было все взвесить, обдумать и только тогда принять решение. Конечно, он знал, зачем Хунак Кеель предложил ему встретиться во дворце Улиля. Знал и был согласен с идеей военного союза трех городов. Иначе бы он не принял приглашения и не пришел сюда. Он не сомневался, что сейчас слово «нет» означало бы для него немедленную смерть. Эти двое даже не стали бы звать стражников; они бы сами проткнули его, как дикого кабана, длинными обсидиановыми ножами, резные рукоятки которых так уверенно выглядывали из-за широких кожаных поясов. Потом стража перебила бы немногочисленный отряд воинов тутуль шив, сопровождавших своего правителя на тайную встречу заговорщиков, и никто никогда не узнал бы причин «внезапного» исчезновения правителя Ушмаля.

Нет, он сам пришел сюда и хорошо знал зачем. А не спешил с ответом только потому, что обдумывал, как бы похитрее повести дело, чтобы самому, а не Хунак Кеелю встать во главе заговора и военного союза против всесильного города Чич’ен-Ица. Улиль в счет не шел: брат халач виника Чак Шиб Чака, распутный правитель города Ульмиля, Хун Йууан Чак умудрился похитить у Улиля невесту, да еще во время брачного пира, и Улиль помышлял только о мести. Все остальное было безразлично ему, по крайней мере в этот момент… Ну, а потом, впрочем, потом будет поздно: тот, кто возглавит военный союз трех важнейших после Чич’ен-Ица городов страны, не упустит из своих рук Циновку ягуара. Но об этом нужно позаботиться именно сейчас. Как правитель самого крупного и могучего из трех городов, Чан Ток’иль мог рассчитывать на главенствующую роль в союзе, однако Хунак Кеель вел совсем другую игру, он хотел сам оказаться во главе заговорщиков. Впрочем, так ведь оно и было…

Похищение с брачного пира красавицы Иш Цив-нен в конце концов послужило лишь поводом для войны против Чич’ен-Ица. Жестокий и ненасытный Верховный жрец Хапай Кан, правивший страной от имени халач виника Чак Шиб Чака, неуемными бесконечными поборами довел до разорения подвластные Чич’ен-Ица города-государства. Особенно тяжелыми были постоянно возраставшие требования присылать людей для жертвоприношений. Каждый день не только на алтаре главного храма К’ук’улькана, но и других святилищ Чич’ен-Ица жрецы вырывали сердца из трепещущей груди приносимых ими в жертву людей.

Мало того, появился новый обряд человеческих жертвоприношений: жертву привязывали в центре площади перед храмом к высокому столбу, рисовали красной краской на груди прямо над сердцем небольшой круг и начинали ритуальную игру — стрельбу из лука, пока обреченный не испускал последний предсмертный стон.

Если так пойдет дальше, скоро придется посылать на жертвенные камни не пленников-рабов, а собственных крестьян из селений. Впрочем, кое-кто из батабов так и поступал, опасаясь гнева жестокого Хапай Кана, и не потому, что так было легче откупиться и спасти свою жизнь, а просто в последние годы все труднее и труднее стало добывать рабов. Свирепые варвары-кочевники предпочитали жертвенному камню смерть в открытом бою. К тому же их боевые отряды нередко сами наносили сокрушительные удары, особенно по небольшим, плохо защищенным селениям. Словом, похищение красавицы Иш Цив-нен ускорило то, что неизбежно должно было случиться: коалицию городов Ушмаля, Майяпана и Ицмаля против столицы-гегемона Чич’ен-Ица.