Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Хунак Кеель стал следить за противоположной стороной площадки. Там, у Южного храма, в белых плащах и высоких головных уборах из перьев цапли застыла длинная шеренга старших служителей Храма К’ук’улькана. Их было не меньше пятидесяти; они стояли в один ряд, и только Хапай Кан сидел впереди на каменном ложе, покрытом великолепными шкурами лесных зверей.

На правой трибуне один за другим появлялись новые гости. Они приветствовали правителя, Верховного жреца и Хунак Кееля, однако каменный голос молчал; по-видимому, он не считал их достойными особого внимания. Но вот у края трибуны запылало в лучах солнца созвездие из ярких перьев, драгоценных камней и золота, украшавших стройную фигуру красивого мужчины лет двадцати пяти. Хунак Кеель успел заметить, как Хапай Кан легким движением головы подал едва уловимый знак. Один из жрецов, стоявший прямо за его спиной, поспешно наклонился вперед к круглому плоскому камню, лежавшему у ног Хапай Кана. Его губы зашевелились, и мгновение спустя заговорил круглый камень у ног Хунак Кееля:

— Правитель могучего и грозного города Ицмаля отважный Улиль приветствует тебя!..

Новые люди в богатых одеяниях продолжали прибывать на трибуны. Голос в круглом камне то молчал, то называл громкие, знакомые Хунак Кеелю имена:

— Полководец Ах Синтеотль Чан, победитель…

— Полководец Цонтекоматль, завоеватель…

— Полководец Ицкоатль, освободитель…

Голос в камне последним назвал имя правителя города Ульмиля, младшего брата Верховного правителя Чич’ен-Ица, известного своим беспутным поведением и бесчисленными любовными похождениями Хун Йууан Чака. Он появился не на правой, а на левой от Хунак Кееля трибуне, где разместилась придворная знать столицы — города Чич’ен-Ица. Никого не приветствуя, даже своего царственного брата, он встал на краю трибуны прямо над каменным кольцом, разделявшим игровое поле пополам. Отсюда было лучше всего наблюдать за игрой: ее главной целью было забить тяжелый каучуковый мяч именно в кольцо, возвышавшееся над площадкой на целых двенадцать локтей.

Чак Шиб Чак кивнул головой, украшенной огромным плюмажем, и Хапай Кан подал жрецам знак начинать священную ритуальную игру в мяч.

Заиграли трубы, забили барабаны, и на площадке появились игроки обоих отрядов. Они были одеты точно так, как скульптор изобразил игроков в мяч на великолепном барельефе, украшавшем панель восточной трибуны. Он увековечил на нем безымянных героев этого мужественного, но бессмысленно жестокого состязания. Отлично натренированные, ловкие, безумно храбрые и решительные игроки-воины не боялись страшного удара литого каучукового мяча, способного убить здорового и сильного мужчину. Стеганые щитки, кожаные налокотники и наколенники не спасали от увечий. Игроки привыкли возвращаться после ритуальной игры в синяках, кровавых ссадинах, ушибах и кровоподтеках. Но не это печалило их. Закон священной игры требовал смерти капитана побежденного отряда, и самое ужасное, что обезглавливал его… капитан отряда-победителя! Так их и изобразил скульптор на своем барельефе: капитан-победитель с отсеченной головой капитана побежденных…

Литой тяжелый мяч размером с человеческую голову, будто живой, метался по площадке. Игрокам разрешалось действовать только на своей половине поля, ни в коем случае не переступая тлекотль — линию, делившую площадку пополам. Два больших каменных кольца были вделаны в стены обеих трибун по этой же самой линии. Противники стремились забить мяч в кольцо-ворота, перебивая его на чужую сторону. Бить по мячу разрешалось только локтем либо коленом, а также резной битой. Бросать мяч рукой или ударять ступней категорически запрещалось.

Побеждала команда, которой удавалось попасть в кольцо, однако это было невероятно трудно, ибо его диаметр был лишь на ничтожно малую величину больше диаметра мяча. Между тем каждый неудачный удар, заканчивавшийся столкновением мяча с кольцом, засчитывался как штрафное очко: кольцо имело вид свернувшегося Пернатого змея или головы священного гуакамайя [24] , прикосновение к которым считалось великим кощунством.

Красивые удары по мячу, высокие смелые прыжки, стремительный бег по широкой ровной площадке вызывали одобрительный гул и крики восторга у зрителей, стоявших по краям высоких трибун. Бывали случаи, когда, увлеченный ходом сражения на поле, кто-то из зрителей падал с высокой трибуны вниз. Это было небезопасно. Падение могло оказаться смертельным.

Много часов длилась игра и, когда уже усталые зрители и измученные игроки разуверились в чистой победе одной из команд, а жрецы начали было готовиться к ритуалу обращения к богам, чтобы они определили победителя, капитан игроков, богатые одеяния которых символизировали принадлежность к Пернатому змею, перехватил коленом сильно посланный противником мяч, ловко подбросил его локтем вверх и нанес тяжелой битой страшный удар.

Хунак Кеель видел, как каучуковый шар молнией влетел в узкое отверстие кольца, как он трепыхнулся в нем, задрожал, потом на мгновение застыл, будто решая, в какую сторону лучше упасть, и под дикий вопль зрителей и игроков перевалился на сторону противника.

— Хунак Кеель! — Он сразу узнал голос Хапай Кана; Верховный жрец говорил тихо, но, хотя толпа зрителей продолжала реветь от охватившего ее восторга, каждое слово отчетливо звучало в говорящем камне. — Хунак Кеель! Ты снова победил. Отряд Пернатого змея, в храме которого ты сидишь, твой отряд. Завтра ты пойдешь в Майяпан и будешь править этим богатым и сильным городом. Так повелел К’ук’улькан, но К’ук’улькан ненасытен, его чрево требует человеческих жертв. Чтобы не гневить Великого и Всемогущего, ты будешь каждый виналь присылать в священный город Чич’ен-Ица подношения, достойные К’ук’улькана… Так повелели всемогущие боги… Ты исполнишь их повеление, правитель Майяпана!..