Владимир Кузьмищев - Тайна жрецов майя

Однако установление абсолютной и относительной частоты знаков было еще недостаточно для достижения конечной цели, стоявшей перед Ю. В. Кнорозовым. Поэтому он считал ближайшей задачей изучение переменных знаков, передающих грамматические показатели. Нужно было выявить частоту переменных знаков, а это означало, что при подсчете частоты нужно учитывать только те случаи, когда знак передает грамматический показатель, то есть стоит перед или после корня слова.

Вновь прибегнем к примеру из русского языка. Для того чтобы установить частоту показателя дательного падежа — «у» (в словах дом-у, храм-у, пруд-у и т. д.), нужно подсчитать, сколько раз буква «у» встречается в конце определенных слов, но при этом отнюдь не следует учитывать случаи, когда она входит в состав корня (как в слове «пруд»)!

Изучение частоты знаков, занимающих определенное место (позицию) в словах получило название «позиционной статистики». Точный язык цифр — математический анализ снова пришел на помощь молодому советскому исследователю. С помощью позиционной статистики можно было сравнительно легко сопоставить грамматические показатели языка иероглифических текстов майя с грамматическими показателями языка майя колониального периода, сохранившегося в «книгах Чилам Балам».

Но Ю. В. Кнорозов не спешил начать сопоставление грамматических показателей древнего и нового языков майя, хотя выявление переменных знаков и их позиционной частоты давало такую возможность. Он решил еще более основательно подготовиться к преодолению последних и самых трудных шагов, все еще отделявших его от заветной цели. Поэтому он подвергает исследованию порядок слов в предложениях майя, используя свой же метод позиционной статистики. Но теперь он применяет его уже не к отдельным знакам, а к целым иероглифам.

Выяснилось, что на втором и третьем местах в предложениях всех типов, как правило, стоят иероглифы, не имеющие в своем составе переменных знаков. Были все основания считать, что иероглифы этой группы передают подлежащее. В самом деле, именно подлежащее, то есть обычно имя существительное в именительном падеже, имеет меньше всего грамматических показателей.

Другая группа иероглифов отличалась, наоборот, наибольшим количеством переменных знаков. Иероглифы этой группы стояли, как правило, на первом месте в предложениях почти всех типов. Судя по большому числу переменных знаков, эти иероглифы должны были передавать глагольное сказуемое. По ходу дальнейших исследований оказалось, что иероглифы, передающие сказуемое, подразделяются на две группы, каждой из которых свойственны свои грамматические показатели. После иероглифов одной группы в предложениях стояло сразу подлежащее, тогда как после иероглифов другой почти всегда появлялись особые дополнительные иероглифы, а подлежащее отходило на третье место. Естественнее всего было отождествить первую группу с непереходными глаголами, а вторую — с переходными, требующими дополнения. Так оно и оказалось, ибо и в языке майя XVI века был аналогичный порядок слов в предложении. На первом месте обычно стояло глагольное сказуемое, а подлежащее занимало второе место или третье, если после сказуемого шло дополнение.

Только теперь Ю. В. Кнорозов располагал достаточно четкой классификацией иероглифов. О каждом из них можно было сказать, с какими грамматическими показателями он употребляется, какую часть речи передает и какую роль играет в предложении.

Казалось, можно переходить к последовательному сопоставлению грамматических показателей языка иероглифических текстов, то есть неизвестного языка и языка майя XVI века, известного нам. Известного? Однако оказалось, что грамматика «известного» языка изучена довольно слабо. И снова пришлось отложить решающий штурм последней вершины и надолго засесть за изучение грамматики по текстам майя, записанным латиницей, и только после этого заняться подготовкой сравнительных материалов — выявлением набора грамматических показателей и их частоты в текстах XVI века.

Это была наиболее тяжелая и изматывающая работа. Она требовала абсолютной внимательности. Если возникали сомнения в правильности подсчета, нужно было начинать его с самого начала и так по нескольку раз. Но самое обидное: не было никакой гарантии в том, что получаемые с таким трудом данные окажутся полезными и пригодятся для дальнейшей дешифровки. Так оно и было в ряде случаев, когда единственным результатом проделанной работы являлось выяснение того, что изучаемый грамматический показатель не имеет никаких аналогий в древнем языке. Не удивительно, что при первой же возможности в дальнейшем и Ю. В. Кнорозов и другие исследователи стали перекладывать такого рода работу на «плечи» вычислительной техники.

Однако в целом расчеты Ю. В. Кнорозова на то, что сопоставление древних переменных знаков с известными грамматическими показателями (из языка XVI века) окажется сравнительно легким, вполне оправдались. В центр внимания исследователя попало несколько знаков, передающих употребительные грамматические показатели. Эти знаки оказались как бы в медленно, но верно сжимающемся кольце. Каждая новая, дополнительная характеристика этих переменных знаков была подобна новому, появлявшемуся из засады щупальцу спрута. Они, эти щупальца-знаки, обвиваясь вокруг жертвы, неуклонно приближали свою привязку.

Среди переменных знаков особо выделялся знак . Он сочетался и с глаголами и с существительными и имел рекордную позиционную частоту. Такую же высокую частоту в текстах XVI века имел только один грамматический показатель — префикс-местоимение «у» («он», «его»). Здесь не могло быть ошибки — знак определен точно, ему найден языковый эквивалент!

Сопоставление ряда других переменных знаков с известными грамматическими показателями также не составило особого труда. Наиболее часто встречающийся переменный знак , передающий предлог, легко сопоставлялся по позиции и частоте с употребительным предлогом «ти» («в», «к»), а переменный знак в конце переходных (требующих дополнения) глаголов явно соответствовал известному глагольному суффиксу прошедшего времени — «ах».

Но не все шло так гладко. Огромные затруднения встречались в тех случаях, когда произношение сильно изменилось. Например, употребительному суффиксу непереходных глаголов явно не было прямой аналогии в языке XVI века. Только значительно позже, в результате длительного изучения спряжения в языке майя, Ю. В. Кнорозов сумел выяснить, что суффиксы непереходных глаголов XVI века («хи», «ни», «и») восходят к одному и тому же древнему суффиксу — «нхи». Иными словами, оказалось, что переменному знаку соответствует исчезнувший суффикс, от которого в языке XVI века сохранилось несколько «потомков» (с одинаковым значением).