Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Суворов был рад открывшейся, по его мнению, возможности - свободно вести наступательную войну. Он готовился к движению в Генуэзскую Ривьеру и только ждал, решения Венского. Теперь, по взятии Мантуи, пора эта казалось подошла, и он на другой день написал Меласу, что можно начинать наступление. Но и на этот раз Суворов не избег разочарования, которое было тем тяжелее, что в средней и полуденной Италии события привели к окончательному изгнанию французов и восстановлению прежнего порядка вещей.

К концу июня Тоскана была оставлена неприятелем, Флоренция освободилась, легкие австрийские отряды захватили Ливорно, Лукку и др. Дабы поддержать воодушевление жителей, Суворов велел послать туда один казачий полк, а русскому подполковнику графу Цукато поручил устроить народные ополчения и обучать их действию холодным оружием. Во Флоренции граф Цукато был принят с восторгом. Его встретили у городских ворот духовенство, городские власти и несметные толпы народа, несли на руках, оборвали платье. Изъявлено было общее желание воздвигнуть Суворову конную статую; готовили для его въезда торжественную колесницу, наподобие древних триумфальных. В Ареццо прием был не хуже; народ выпряг лошадей графа Цукато и повез коляску; на него надели чудотворную икону, прикололи к его шляпе окропленные святой водой цветы; улицы иллюминовались, на площадях горели щиты с портретом или вензелем Суворова. Ополчения из людей всех сословий, учились у русского подполковника охотно и прилежно, простые Суворовские эволюции им весьма нравились. От учебы не замедлили перейти к боевой практике. Схватки с французами большей частью были удачны, благодаря многолюдству и одушевлению ополченцев, которые смело бросались в атаку с криками: "Viva Maria! Viva Souvorow!" Французский генерал Гарнье вынужден был стянуть свои силы в стены Рима и Чивитавеккии, но и тут войска его не были в безопасности.

Республиканцы не были счастливее и на адриатическом прибрежье. Более всего помогал здесь союзникам глава инсургентов Лагоц, который изменив прежде австрийцам с патриотической целью, скоро разочаровался во французах и сделался их злейшим врагом. Опасаясь за своё будущее и добиваясь формального помилования Римского императора, Лагоц обратился к Суворову с просьбой о покровительстве. Суворов ответил, что прошедшее забывается, когда заглаживается искренним и блистательным раскаянием, и благодарил за "действия, славные для вас самих и полезные для общего блага". Донесено было об этом императору Францу, приказано ближайшим к месту действия австрийским генералам войти с ним в прямые сношения. Но перед этим Лагоц был задержан австрийским офицером как изменник, и хотя вскоре освобожден и получил полное прощение императора, однако в его отсутствие ополчения успели частью разойтись, частью были рассеяны французами. Лагоц набрал снова, в несколько дней, до 3,000 вооруженных поселян с 12 пушками и обратился к Суворову с просьбой подкрепить его небольшим числом конницы и артиллеристов. Суворов не решился исполнить эту просьбу без разрешения императора - и хорошо сделал. Император Франц отказал, а предоставил Суворову, если находит нужным, отрядить казаков. Между тем близ адриатического прибрежья появилась русская эскадра графа Войновича; было занято с боя, десантом, несколько приморских пунктов и с 1 августа открыты осадные работы против важнейшего из них, Анконы, при содействии банд Лагоца.

В южной Италии, едва показался в виду Неаполя английский флот и приблизился кардинал Руффо с авангардом капитана Белле из 600 человек при 6 орудиях, мечты республиканцев разлетелись как дым. Город взят штурмом и в продолжение нескольких дней представлял страшную картину убийств, пожаров и грабежей. Кардинал Руффо не в силах был обуздать неистовство своих банд и всю надежду возлагал на русский отряд. Русские действительно восстановили в городе некоторое подобие порядка, но по малочисленности своей смогли сделать это лишь тогда, когда больше 2,000 домов было разорено, по улицам валялись кучи трупов. Республиканские войска капитулировали, но прибывший в это время адмирал Нельсон нашел заключенное условие оскорбительным для короля, отверг капитуляцию и настоял на безусловной сдаче. Он приказал схватить заметных участников бывшего переворота и предать суду, как изменников. Суд был только средством для скорейшего перехода к казням, и казни не замедлили; вешали даже на мачтах английских кораблей. Но 19 июня прибыл к Неаполю король Фердинанд, и Нельсоновские казни показались детскими игрушками. Число приговоренных к смерти дошло до 40,000 человек; в ссылку и вечное заточение назначено гораздо больше; доносы, пытки, личные расчеты ежедневно увеличивали число тех и других. Шесть месяцев тянулись ежедневные казни не только в Неаполе, но и во всем королевстве. Это снова разбудило кровожадные инстинкты столичной черни, начались грабежи и убийства. Отряд Белле вынужден был оставаться безмолвным свидетелем кровавых сцен и успел спасти лишь несколько лиц, а потом принял участие в овладении замками и крепостями, бывшими еще в руках французов. Во второй половине июля на неаполитанской земле не оставалось ни одного вооруженного француза.

Таким образом, оставленные Макдональдом гарнизоны не принесли никакой пользы эфемерной Парфенопейской республике. Но это было распоряжение директории, не рассчитавшей, что лишний десяток тысяч был бы при встрече с союзниками в северной Италии гораздо нужнее, чем где-либо. Кардинал Руффо писал Суворову: "Все усилия мои остались бы тщетными без непрестанных побед предводимого вами воинства". Король Фердинанд признавал, что возвратился в свою столицу благодаря Суворову и выражал ему признательность рескриптом от 25 июля. Не в Неаполе или Риме, а на берегах Треббии окончательно решена судьба Неаполя и Рима.

Бездействие эрц-герцога Карла в Швейцарии упорно продолжалось. Силы обеих сторон были почти одинаковы, но у австрийцев гораздо больше сконцентрированы; несмотря на это австрийский главнокомандующий ничего не предпринимал. Как ни старался граф Толстой, не мог ничего сделать: ожидание корпуса Римского-Корсакова приводилось в виде неодолимого резона вместе с другими измышлениями. Сам ничего не делая, эрц-герцог мешал делать и другим. Венский кабинет давно разрешил присоединение к Суворовской армии войск Гадика, но эрц-герцог не отпускал их, ссылаясь на недостаточность своих сил. Когда Суворов бросился на встречу Макдональду, то по крайней необходимости сам притянул в Пьемонт часть Гадиковых войск. Эрц-герцог пришел в неописанное волнение из-за того, что якобы оставлен без прикрытия ключ театра войны (Сен-Готард), и хотел выводить свои войска из малых кантонов. Суворов не стал спорить и возвратил к Швейцарии войска, кроме 3 батальонов, но эрц-герцог заявил, что ему ничего не осталось, "как вовсе отказаться от наступательных действий".