Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Русские не стеснялись выражать негодование союзникам, называя их поведение изменою и предательством. Константин Павлович вообще не терпел австрийцев и не скрывал этого; несколько позже, в Мемингене и Аугсбурге, он показывал им отвращение, которое граничило с оскорблением.

13 октября в Линдау, у Суворова был прием. В зале находилось множество русских офицеров и между ними генерал Римский-Корсаков; тут же были присланный от эрц-герцога Карла генерал (вероятно Колоредо) и от принца Конде герцог Беррийский. Суворов вышел в приемную, обратился к герцогу, обошелся с ним любезно, расхвалил принца Конде и его корпус и жалел, что в последних действиях против французов эмигранты были употреблены не так как следует. С этим упреком он отнесся к австрийскому генералу, заметив, что не хотели ли их погубить, и сказал герцогу Беррийскому, что впредь ничего подобного не случится и Конде будет сам себе хозяином. Затем он опять обратился к австрийцу: "вы мне привезли приказание от эрц-герцога; в Вене - я у его ног, но здесь совсем другое, и получаю я приказания только от моего Государя". После этого Суворов стал обходить русских офицеров. Отличившихся в Швейцарскую кампанию хвалил, с некоторыми целовался, а к генералу, бывшему одним из главных виновников цюрихского несчастия, обратился с весьма жестким словом и дал совет - подать в отставку. Римский-Корсаков, ожидая и на свою долю неприятности, постарался скрытно уйти. Суворов однако это заметил и обратился ко всем: "Вы видели, господа, что Корсаков ушел, хотя ни он мне, ни я ему не сказали ни слова. Он более несчастлив, чем виновен. 50,000 австрийцев шагу не сделали, чтоб его поддержать - вот где виновные. Они хотели его погубить, они думали погубить и меня, но Суворов на них....(крепкое слово)... Скажите эрц-герцогу", прибавил Суворов, повернувшись к австрийскому генералу, "что он ответит перед Богом за кровь, пролитую под Цюрихом".

Русская армия, от генерала до солдата, была так возмущена поведением союзников, что если бы Суворов трактовал австрийцев впятеро хуже, это никому не показалось бы излишеством. Император Павел, получив от Суворова переписку с Карлом, выразил ему полное одобрение.

19 октября Суворов выступил из Линдау и 26 -го прибыл в Аугсбург. Русская армия расположилась между Иллером и Лехом, главная квартира была в Аугсбурге. Союзные войска расстались, чтобы больше не свидеться; последняя Суворовская кампания и все его боевое поприще были кончены.

Поприще это было славное, блестящее и поучительное. Во всех войнах за последние 30 лет, где Суворов принимал участие, он резко выделялся из ряда; второстепенная и третьестепенная роли, ему выпадавшие, ограниченная сфера действий, конкуренция военных талантов Екатерининской эпохи, несправедливости высших начальников, - ничто не в состоянии было затереть Суворова. Все степени он взял с боя, всем был обязан своему личному достоинству.

Суворов был чрезвычайно цельным типом военного человека вообще , или, в обширном смысле, солдата . Военное дело и конечное его выражение - война, были его жизнью. Наперекор понятиям времени, он обогатил свой ум познаниями, притом не только специальными. Во всей Европе в ту эпоху было мало таких образованных и подготовленных к своему поприщу генералов, как Суворов.

Физическая природа Суворова также была приспособлена к военному поприщу, и начал он себя воспитывать с младых лет, благодаря чему и дожил до 70-ти, несмотря на слабую комплекцию. Он был умерен в потребностях, без всякого над собою насилия, и ненавидел роскошь, придавая ей растлевающее влияние. Он вел солдатскую жизнь потому, что считал ее для военного человека единственно подходящей; на этом же основании не знал он шлафроков, перчаток, шуб и проч. По его мнению, военный человек обязан быть по своим физическим качествам всегда молод, а потому должен смотреть на старость как на болезнь, которой можно избежать суровой, строгой жизнью. Он не любил в старости зеркал, как назойливых докладчиков о числе прожитых лет; он не ходил, а бегал, не ездил, а скакал, не обходил стоящий на пути стул, а перепрыгивал через него, как бы удостоверяя себя и других, что обладает легкостью молодого человека. Для него труды и лишения военного времени не были неожиданными, он попадал в свою нормальную атмосферу и, какой бы высокий пост в армии ни занимал, делался в ней первым солдатом, частью коллективного целого, называемого армией.

Суворов отличался горячим благочестием и строгим соблюдением всех уставов церкви. Он, при своем независимом характере, был преданнейшим и вернейшим подданным. В нем неизменно пребывал животворящий элемент - патриотизм, он горячо любил отечество, гордился именем русского и, напоминая часто солдатам, что они русские люди, делал это для поддержания в них нравственной силы и чувства национального достоинства. Солдата он любил и сердцем, и головой, во взысканиях с провинившихся был строг, но в оценке вины отличался снисходительностью, не доводил понятия о дисциплине до трепета подчиненных перед начальником. Он был врагом педантства и мелочной требовательности. Образцом его взгляда на это может служить приказ, отданный по войскам в Италии, где он просит офицеров не снимать шляп при его появлении, а взамен того больше заботиться о порядке в войсках.

Все эти достоинства Суворова дополнялись огромной массой боевых качеств. Никогда не ослабевающая энергия и инициатива, упорство и настойчивость, мужество и личная храбрость - Суворов сосредоточил в себе все, что формирует военного человека, и мало кто может быть в этом равен Суворову. Даже из величайших полководцев всех веков и народов едва ли найдется кто-либо, кто представлял бы собою такой цельный и полный тип военного человека.

Он заслуживает особенного внимания как тактик на поле сражения и как военный наставник и учитель . Воспитывая и обучая войска исключительно для войны, Суворов проводит эту задачу со строгою последовательностью. Он не поддается никаким военно-мирным искушениям, а если делает уступки, то поневоле, в силу действующей извне необходимости, сводя их по возможности к минимуму. Когда же принужден поступаться сущностью, то устраняется от дела и сходит с поприща, которому посвятил жизнь. Войска Суворова являются на поле сражения не только с чисто-боевым воспитанием и обучением, но являют действующую силу, гармонически отвечающую личным боевым качествам предводителя, следствием чего является победа.

Тактика Суворова не скована почти никакими формами; все безусловное для других, обращается у него в условное, важное для доктринеров и схоластиков нисходит у него до степени пустяков, достойных насмешки. Признаваемое другими за невозможное, или по меньшей мере за исключительное, Суворов принимает за возможное и исполняет зауряд. Главными правилами боя у Суворова - глазомер, быстрота и натиск; нормальным действием - наступление, преобладающей действующей силой - закаленная человеческая душа. Все это, приведенное во взаимную связь, составляло систему, складывалось в цельную военную теорию. В этой теории холодное оружие получало преобладающее значение, но требовался не собственно штыковой бой, а готовность сойтись на штык, т.е. нравственная сила. Та же самая сила выражалась и в непристрастии к обходам, фланговым атакам, к опасениям за тыл. Мы видим в каждом сражении Суворова и фланговые атаки, и ружейную оборону, и охрану тыла; он не считал это ненужным, но не придавал особой важности. На практике иногда применялась штыковая атака без особой необходимости, пренебрегалось обходное движение, когда оно было полезно и возможно.