Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Император Павел был в сильном гневе. Войска, участвовавшие в экспедиции, стоившей больших жертв и издержек, потерпели полную неудачу и не поддержали русской военной славы. Экспедиция была бесплодной только для России: Англия завладела почти всем батавским военным флотом.

Петербургский кабинет наконец понял, что они работали в Голландии на Англию, а в Италии - на Австрию. Это горькое сознание пришло не сразу, и разрыв с Англией оставался делом будущего, тем более, что её содействие нужно было Павлу для новых политических комбинаций.

Замысел Государя состоял в устройстве нового союза из северных государств для обеспечения политического равновесия Европы на случай примирения Австрии с Францией. Англия приняла эту мысль холодно, предпочитая прежний, и стала хлопотать о примирении двух императоров. Павел, преданный идее восстановления монархии во Франции, принял предложения Лондонского кабинета возобновить переговоры о будущей кампании и не дождавшись ответа, послал 20 ноября приказание - всем русским войскам за границей остаться там на зиму.

Суворов предупредил повеление, не даром же Государь в своих рескриптах к нему замечал, что оба они одних мыслей. Русская армия не успела в Баварии ни отдохнуть, ни одеться, ни исправить обоз, так что после нескольких недель похода, 5 декабря войска стали в Богемии и верхней Австрии. Тут застало их высочайшее повеление, и они остались на занятых местах. Также Император Павел был предупрежден Суворовым о переговорах о кампании будущего года. Еще в Линдау и в Аугсбурге он совещался по этому поводу с английским уполномоченным Викгамом, который даже получил от него довольно подробный план. Главное наступление во Францию планировалось из Италии, через Дофинэ к Лиону, русско- австрийской армией, так как присутствие русских вливало бы мужество в австрийцев, а содействие последних было бы полезно по лучшему у них устройству генерального штаба, осадной артиллерии и др. Лондон одобрил план Суворова, сообщил его в Вену и Петербург как свое предложение, вызвался дать субсидию на 80.000-ную русскую армию, только под начальством Суворова, и положил непременным условием, если будет принят другой план, чтобы он был предварительно одобрен Суворовым.

Император Павел составил предложения по будущей кампании, Венский кабинет предложил свой план. Начались переговоры, но в самом разгаре были прерваны, потому что мысли русского Государя опять изменились. 27 декабря Суворову послан рескрипт: "Обстоятельства требуют возвращения армии в свои границы, ибо виды венские те же, а во Франции перемена, которой оборота терпеливо и не изнуряя себя мне ожидать должно. Идите домой немедленно".

Действительно, со стороны союзника ничего хорошего не предвиделось, а неприятель давал надежду на поворот к лучшему. Наполеон, вернувшись из Египетской экспедиции, славной, но бесполезной кроме утверждения его личной военной репутации, произвел 29 октября государственный переворот. Прежняя конституция была заменена новой; во главе власти стали три консула или, лучше сказать, первый консул Бонапарте. Появилась сильная государственная власть, революционные заносчивость и неуступчивость во внешней политике сменились сговорчивостью и умеренностью. Произошел такой поворот к новому режиму, что в Европе пошли слухи о восстановлении королевской власти, а Император Павел говорил, что ему все равно, кто будет царствовать во Франции, лишь бы там было монархическое правление.

В другое время Павлу было бы слишком мало этих веяний, чтобы изменить политику, но разочарования и обманутые надежды поощряли его разорвать союз, тем более, что Австрия не желала поступиться своими целями и уже не скрывала их, хотя и выражала сожаление о разрыве с Россией.

Лондонский кабинет с Австрией был сговорчивее Петербургского, не протестовал против австрийских захватов в Италии, предлагал субсидии, обещал содействие при заключении Австрией нового займа. Английская политика была гораздо ближе к австрийской, чем к русской, и не впадала в донкихотство. Лондонский кабинет желал продолжать войну с Францией, следовательно, удерживать Австрию от сепаратного мира. Тугут, заметив, что с Англией поладить можно и Австрия не останется в одиночестве, перестал дорожить другим союзником. Он уже достаточно ясно обнаруживал намерения своего правительства на счет приобретений в Италии. Он сказал, что 15,000-ный вспомогательный корпус есть все, в чем Австрия нуждается; если же Император Павел желает выставить большие силы, то их лучше употребить вместе с английскими войсками, в виде десанта. Еще категоричнее высказался Венский кабинет против зимовки русских войск в Австрии, под предлогом, что она очень обременительна для края. Франц II не счел неудобным написать об этом Суворову и для ускорения выступления русских войск послал к нему графа Бельгарда. Тугут дошёл до прямого неприличия: на просьбу Суворова к Францу, чтобы при размене пленных не были забыты русские, Тугут отвечал Колычеву, что русские войска, находясь в Швейцарии, состояли на субсидиях Англии, следовательно не Австрии о них заботиться. Суворов представил цифры, что в руки австрийцев он передал пленных французов в несколько раз больше, чем оставил русских в руках неприятеля, следовательно русские войска заслуживают, чтобы австрийцы позаботились о попавших в плен из корпуса Римского-Корсакова. Суворов писал Колычев: "Будьте тверды, не заразитесь воздухом совиного гнезда, чуть вы гибки, - Тугутова гибкость вас одолеет, и будете вы в узде, как Разумовский". Но и твердость не помогла: Тугут отделался неопределенным ответом.

Затем произошел случай, бывший несомненным оскорблением. Под Анкону, осаждаемую русской эскадрой Войновича и десантом при содействии ополчения Лагоца, прибыл австрийский генерал Фрелих с корпусом войск, занял места итальянских ополчений, которые за только что последовавшею смертью Лагоца были распущены, и повел дело так, чтобы совершенно отстранить русских от осады и капитуляции. Несмотря на противодействие графа Войновича, Фрелих заключил с французским гарнизоном капитуляцию на чрезвычайно выгодных условиях для осажденных, ввел в крепость свои войска и запретил впускать туда русских, с которыми он вообще обращался крайне пренебрежительно, с высокомерием. Узнав об этом, Войнович поднял русский флаг вместе с другими союзными на моле, на карантине и на пленных судах; австрийские офицеры силою спустили русский и турецкий флаги, оставив один австрийский. Командующий русским флотом в Средиземном море, адмирал Ушаков, требовал у Фрелиха объяснений; тот отвечал, что по множеству занятий не имеет времени входить в подробности.