Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Екатерина вверила командование операциями против мятежников генералу Бибикову, которого способности и распорядительность, при твердом, самостоятельном, но уживчивом и прямодушном характере, были испытаны перед тем в Польше. В конце 1773 Бибиков прибыл в Казань и взялся за дело; успех стал покидать Пугачева. После нескольких побед Голицына, Мансурова, Михельсона, Пугачев очутился в положении почти безнадежном, но неожиданная кончина Бибикова в апреле 1774 снова поправила его дела. Он даже усилился против прежнего, расширил район действий и влияния, добрался до Казани и хотя не взял крепости, но разграбил и сжег город.

Разбитый здесь полковником Михельсоном, который по недостатку и крайнему изнурению кавалерии не мог преследовать мятежников, Пугачев переправился на правую сторону Волги и взбунтовал все приволжье. Господские крестьяне и иноверцы возмутились; полилась кровь воевод, дворян, священников. Дух мятежа, как зараза, переносился от одной деревни к другой; целые области подымались от появления нескольких агентов Пугачева. Прошло немало времени, пока правительство убедилось в необходимости снабдить широкими полномочиями новое лицо для энергичных мер против мятежа, и в июле это поручили графу П. И. Панину. Заключение мира с турками позволило усилить действовавшие против Пугачева войска и послать на театр мятежа Суворова.

Назначение Суворова было предложено еще в марте; выбор пал на него не только вследствие его репутации, но и по указанию Бибикова. Но Румянцев не счел возможным откомандировать Суворова тогда же, ибо последний находился на посту, и внезапный его отъезд дал бы туркам повод полагать, что наша внутренняя смута весьма опасна.

В день получения Государыней известия о переходе Пугачева на правый берег Волги, послано Румянцеву приказание - как можно скорее отправить Суворова в Москву. Суворов, находившийся в Молдавии, тотчас же поскакал на почтовых, повидался в Москве с женой и отцом, по оставленному Паниным приказанию сел на перекладную и в одном кафтане, без багажа, помчался в село Ухолово, между Шацком и Переяславлем Рязанским.

Панин в начале августа получил письмо от брата, графа Никиты Ивановича, тогдашнего канцлера, что по словам прибывшего из армии князя Н. В. Репнина, Суворов для употребления против Пугачева несравненно больше всех годен.

Он приехал в Ухолово 24 августа. Панин снабдил его широкими полномочиями и отдал приказ военным и гражданским властям исполнять все его приказания и распоряжения. Получив инструкции, Суворов в тот же день отправился в путь, по направлению на Арзамас и Пензу к Саратову, с конвоем в 50 человек.

Екатерина удостоила Суворова рескриптом: "вы приехали к гр. Панину так налегке, что кроме вашего усердия к службе, иного экипажа при себе не имели, и тот же час отправились-таки на поражение врага", и пожаловала ему 2000 червонцев на экипаж.

Край на пути Суворова, носил свежие следы пребывания пугачевцев, особенно за Пензой. Везде шатались их шайки, встречались также партии, с целью обороны или погони за бунтовщиками сформированные помещиками; всюду валялись трупы, дымились пожарища. Суворов продвигался, не подвергаясь нападениям пугачевцев, которые благоразумно сторонились; сам он их не трогал, не вдаваясь в рискованные дела с ничтожным отрядом и не отвлекаясь от главной цели - погони за самим Пугачевым. Суворов даже иногда принимал имя Пугачева, когда обстоятельства того требовали, но не терял случая миротворить где можно, действуя обещанием царского милосердия. Прибегал он и к крайним мерам вразумления непокорных, преимущественно коноводов и подстрекателей, наказывая их кнутом и плетьми, но никого не казнил смертью.

Добравшись до Саратова, Суворов узнал, что неутомимый и храбрый Михельсон, который как тень следовал за Пугачевым и неоднократно его разбивал, снова нанес ему тяжелое поражение. Усилив свой отряд, Суворов пошёл к Царицыну, но множество лошадей было забрано Пугачевым, в них был недостаток, и Суворов продолжал путь водою. Разбитый Михельсоном, Пугачев ускользнул; переправившись за Волгу с небольшим числом оставшихся ему верными, он скрылся в обширной степи. Михельсон сокрушил на этот раз силу Пугачева окончательно.

Пугачев успел уйти вперед на четверо суток, однако Суворова это не остановило. Он собрал 2 эскадрона кавалерии, 2 сотни казаков, пользуясь добытыми лошадьми Михельсона посадил на-конь 300 пехотинцев, 2 легкие пушки, и через сутки переправился через Волгу. Для разведок он двинулся сначала вверх по реке, подошел к большому селу, которое держалось Пугачева, забрал 50 волов и повернул в степь. Эта степь, протянувшаяся на несколько сотен верст, безлюдная, безлесная, бесприютная, представляла собою пустыню, где грозила гибель и без неприятельского оружия. Хлеба у Суворова было очень мало; он приказал убить и завялить часть забранных волов и это мясо есть вместо хлеба, как то делал в последнюю кампанию Семилетней войны. Отряд углубился в степь. Днем держали путь по солнцу, ночью но звездам; дорог не было, шли по следам; двигались быстро, не обращая внимания на погоду, ибо укрыться все равно было негде. Суворов нагнал и присоединил к себе несколько отрядов, вышедших раньше него из Царицына; 12 сентября пришел он к р. Малому Узеню, разделил отряд на четыре части и пошел к Большому Узеню по разным направлениям. Скоро наткнулись на пугачевский след. Узнали, что Пугачев был тут утром, что люди его, видя за собой погоню, потеряли веру в успех дела, взбунтовались, связали Пугачева и повезли в Яицк, дабы выдачей предводителя спасти собственную голову. Пугачев был арестован именно в это время, в каких-нибудь 50 верстах от Суворова.

Честь захватить Пугачева ускользнула от Суворова. Спустя много лет он писал: "Чего же ради они его прежде не связали? По что не отдали мне? Потому что я был им неприятель, и весь разумный свет скажет, что в Уральске Уральцы имели больше приятелей, как и на форпостах оного". У мятежников действительно были в Яицке приятели, но это обвинение не могло относиться к яицкому коменданту полковнику Симонову, который во все время мятежа честно и энергично исполнял свой долг.

Собрав свои партии, Суворов направился к Яицку, доводя скорость марша до предела. Надежда еще не оставляла его, но путь был длинный и не без новых препятствий. Так, во время ночного марша передовые наткнулись на киргизов или калмыков, с которыми произошел небольшой бой, с убитыми и ранеными. После того Суворов отобрал из отряда доброконных людей и с ними отправился вперед. Но и это не помогло; когда он прибыл 16 числа в Яицк, Пугачев был уже выдан Симонову.

Как ни быстро совершил поход Суворов (600 верст в 9 суток), но он не стал бы отдыхать в Яицке, если бы мог выступить тотчас обратно, однако потребовалось больше двух дней на приготовления. Сколотили большую клетку на колесах, снарядили конвой из 3 рот пехоты и 200 казаков, при двух пушках; собрали небольшой гурт порционного скота, так как Симонов не мог уделить провианта больше, как на двое суток. Когда все было готово, Суворов тронулся в путь и все время лично наблюдал за сохранностью Пугачева. Шли степью опять не без происшествий. Кочевники тревожили отряд нападениями и одного человека убили, другого ранили. На дневке в деревне на р. Иргизе произошел пожар поблизости пугачевского помещения, наделавший много переполоха. Езда в клетке очень не нравилась Пугачеву, и чтобы заставить его быть спокойнее, принуждены были и его, и его 12-летнего сына посадить каждого в особую крестьянскую телегу и привязать к ней веревками, а для лучшего присмотра за ними ночью зажигали факелы. 1 октября прибыли в Симбирск, и Суворов сдал Пугачева Панину.