Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Как только казаки очистили поле, турки стали развертывать свои силы и строиться. Зрелище было необычное: сражавшиеся до сей поры нестройными толпами и кучами, они выстроились в три линии на европейский лад и двинулись вперед. Это был результат уроков французских офицеров, но он не послужил туркам впрок. Суворов смотрел на маневры неприятеля и смеялся.

Турецкая пехота подошла довольно близко к укреплениям, но русская артиллерия молчала; даже на передовом редуте, который мог бы давно открыть пальбу, не было видно людей. Турки прибавили шагу, повернули направо, примкнули правым флангом к речке Боруй и стали параллельно Дунаю. Они поставили батарею и открыли огонь по ближайшему из трех русских укреплений. Шанец, имевший маскированные амбразуры, не отвечал. Турки рассыпали часть своей пехоты и стали подходить. Окружив шанец со всех сторон, они приблизились на половину картечного выстрела и бросились в атаку. Нападение было такое быстрое, что Суворов, находившийся снаружи для наблюдений, едва успел спастись внутрь. Атакующих встретил жестокий картечный огонь, но они все-таки успели добраться до палисада.

Бригада Милорадовича из Севского и 2 Московского полков, весьма слабого состава, командуемая по болезни командира полковником князем Мочебеловым, стояла за речкою Боруй. Как только турки, атаковавшие шанец, не выдержав огня, побежали назад к своей батарее, Мочебелов перешёл Боруй и двумя каре атаковал фланг и центр неприятеля. На левый турецкий фланг напал из освободившегося от атаки шанца 1 Московский полк. Турки, особенно на правом фланге, держались упорно. Сбить их с высоты удалось после многих усилий и больших потерь. Затем, пользуясь пересеченною местностью, неприятель старался удержаться в оврагах, откуда русские войска его выбивали. Лишь потеряв последнюю надежду на успех, правый фланг турок пустился наутек, бросив батарею. Центр и левый фланг, отрезанные от правого фланга, также вынуждены были уступить, и бегство турок сделалось общим.

Суворов послал гусар для преследования бегущих и двинулся за ними с частью пехоты. Но пехота не могла догнать неприятеля, бежавшего без оглядки и бросавшего на пути всё, даже одежду. Пехота возвратилась в Гирсово, а гусары с казаками гнали неприятеля еще верст 30, и во время бегства турки потеряли особенно много убитыми и ранеными. Гусары прекратили преследование за крайним изнурением лошадей, казаки же продолжали почти всю ночь тревожить неприятеля.

Пленные показали турок 10,000. Убитых сосчитано свыше 1,100, но в действительности больше, так как в бурьяне и в оврагах валялось много тел, которые не были видны. Орудий взято 7 и почти весь обоз с провиантом и другим имуществом. С нашей стороны сил было меньше; хотя частей было не мало, но неполного состава: в одном пехотном полку в строю было не больше 200 штыков. Общее число войск едва ли больше 3,000 человек, из них убито и ранено меньше 200. Излагая вкратце гирсовское дело в своей автобиографии, Суворов обращает внимание на следующее: у Мочебелова из 100 раненых солдат ни один не умер, до того был попечителен о своих людях этот достойный начальник.

Румянцев приказал отслужить в армии благодарственный молебен и 5 числа написал Суворову: "за победу, в которой признаю искусство и храбрость предводителя и мужественный подвиг вверенных вам полков, воздайте похвалу и благодарение именем моим всем чинам, трудившимся в сем деле".

Суворов надолго остался без дела и продолжал сидеть в Гирсове с наступлением зимы. Румянцев приказал ему заняться постройкою помещений для войск, но в ноябре получил донос, будто Суворов только для себя построил землянку, а войска остаются без крова. Румянцев велел Потемкину проверить и принять меры к исполнению приказания. Неизвестно, что нашел Потемкин; видимо, донос был ложным. В августе и сентябре Суворов приводил оборону гирсовского поста в надежное состояние, но затем и начальник, и войска оставались без дела. Такое бездействие противоречило бы правилам Суворова, считавшего постоянный солдатский труд необходимостью, а присущая ему забота о здоровье войск не допускает мысли об оставлении солдат без крова.

Бесплодная кампания 1773 года кончилась. Переход через Дунай не привел к серьезным результатам; надежды Императрицы не исполнились. Суворову нечего было делать в армии с наступлением зимы. В ноябре или начале декабря он уехал в короткий отпуск в Москву. Его задержало тут совершенно особое обстоятельство: он женился. Обратно он поехал во второй половине февраля, оставив жену в Москве. К началу кампании 1774 он все-таки не опоздал.

Румянцев на этот год предлагал перенести действия за Дунай и проникнуть до Балкан.

Императрица одобрила план и указала на необходимость решительного наступления, дабы как можно скорее окончить войну. Рано открыть кампанию не смогли: стояла стужа, рекруты не прибыли, не дошло обмундирование и снаряжение.

Между тем султан умер, на престол вступил его брат Абдул-Гамид, который хотя и вел гаремную жизнь, но сделал воинственное воззвание к подданным, и турки, по полученным сведениям, готовились перейти Дунай.

Румянцев рассчитывал открыть кампанию в начале мая. Главные силы должны были собраться к Браилову; для правого крыла генерал-поручика Репнина сборным пунктом указана Слободзея; левому крылу Каменского - Измаил; резерву под начальством Суворова - устье р. Яломицы. Салтыков оборонял Банат, верхний Дунай и Журжу.

Суворов должен был охранять Гирсово, наблюдать за Силистрией и вступить в сношение с Каменским для совокупных действий. Румянцев предоставил им самим планирование их операций, и решение вопроса - вместе им действовать или порознь. Они положили, не делая попыток ни на Варну, ни на Силистрию, постараться разбить неприятеля в поле, для чего провести общее наступление к Базарджику, а потом к Козлуджи. Румянцев одобрил план, изменив лишь некоторые подробности. Каменский должен был идти от Карасу к Базарджику, а Суворов - параллельно, прикрывая его со стороны Силистрии. Румянцев снова предоставил им действовать по усмотрению, но чтобы спорные вопросы решал Каменский, как старший. Дивизия Репнина получила приказание в случае требования Суворова идти к нему на помощь за Дунай.

Всякое дело имеет свою лицевую и оборотную сторону, и судить о нем по одной первой нельзя. В сражении при Козлуджи оборотная сторона расходится с лицевою: официальное изложение дела противоречит истине, кроме разве технических подробностей, да и то не безусловно.

Каменский выступил к Базарджику. Суворов должен был выступить туда 28 мая, но поджидая некоторые полки, тронулся лишь 30. Пошел он по другой дороге, будто бы более удобной, которая однако же оказалась очень дурной, не уведомив Каменского об изменении маршрута. Каменский донес Румянцеву, что Суворов неизвестно где, поступает как независимый генерал и его распоряжений не слушает. Главнокомандующий послал отыскать Суворова и заметил Каменскому, что он, Каменский, сам имеет все способы заставить Суворова повиноваться.