Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Живя в деревне, он посещал соседей не часто, а больше принимал у себя; любил и пообедать в компании, и позабавиться, особенно потанцевать или, как он выражался "попрыгать". Рассеянной, что называется открытой, жизни он однако не любил и не вел; больших и частых приемов не делал. Излишества, роскоши на его приемах и угощениях конечно не было; стол у него был простой, не ограничиваясь однако похлебкой и кашей; выписывались из Москвы анчоусы, цветная капуста, формы для приготовления конфект, разные напитки. Вино он пил разное, но выписывал в небольшом количестве и содержал незначительные запасы. Больше всего любил английское пиво. Для гостей выписывал "кагор или иное сладкое вино; также сладкое, но крепкое для дам". Вино было вероятно плохое: и сам Суворов не любил расходоваться на этот предмет, и комиссионер его, Матвеич, старался преимущественно о дешевизне. Суворов был требователен лишь к пиву и особенно к чаю, убеждал Матвеича не экономничать на этом и советоваться со знатоками.

Обедал рано, спать ложился и вставал тоже рано. Занятия его видны из переписки с Матвеичем. Требовались камер-обскура, ящик рокамбольной игры, канарейный орган, ломберный стол, марки, карты, шашки, домино, музыкальные инструменты, ноты, гадальные карты, "для резвости" прибавляет Суворов, как бы в свое извинение. Забавлялся он также охотой за птицей, но не особенно. В карты играл редко, когда обойтись было нельзя, и держал карты для гостей. Табаку не курил, но нюхал, и по этой части был разборчив, так что Матвеичу приходилось смотреть в оба, чтобы угодить начальнику.

Вставал Суворов со светом и сам подымал крестьян на работу. Ходил он много и очень скоро, особенно по утрам. Церковь посещал усердно. Путь в церковь шел через речку; в весеннее половодье он приказал спустить на воду большой винокуренный чан, утвердить канат с одного берега на другой, и в этом чане переезжал как на пароме. При хорошей летней погоде он иногда обедал с гостями на берегу реки недалеко от дома, на какой-нибудь лужайке. Если гости жаловали не в пору или приходились ему не по вкусу, то отправившись с ними на послеобеденную прогулку, он незаметно скрывался и ложился спать в рожь, оставляя всю компанию в недоумении.

Зимой Суворов любил кататься на коньках. На масляной устраивал ледяную гору и забавлялся на ней вместе с гостями. Тут было ему обширное поле для шуток и проказ. На зиму он устраивал у себя подобие зимнего сада, его словами, "птичью горницу". В одной из самых больших комнат с осени сажались в кадки сосенки, елки, березки . Ловились синицы, снегири, щеглы и пускались туда на зиму, а весной, на Святой неделе, выпускались на свободу.

Деревенская деятельность не могла удовлетворить Суворова. Делались смотры проходившим мимо Ундола войскам, велась служебная переписка, но это была не та служба, которой он искал. Оттого он жаждет новостей. Главным источником служит Москва и Матвеич, на которого он возлагает сообщение слухов, "любопытства достойных". И ему шлют известия: как приехала графиня такая-то в Москву, кому пожалованы ленты ордена, кому даны табакерки, какой вице-губернатор отрешен от должности с половинным содержанием.

В московском его доме было 14 сундуков книг; в кончанском доме меньше, но довольно много, особенно религиозных, преимущественно русские, но были и французские; много современных планов и карт. В 1785 Суворов выписывал Московские ведомости с Экономическим Магазейном; Петербургские немецкие ведомости и Энциклопедик де-Бульона. Эту энциклопедию Суворов любил особенно. Он купил в этом году несколько книг, между ними: "О лучшем наблюдении человеческой жизни", которую он выписал для себя и управляющих имениями. Он приказывал Матвеичу прислать книгу Фонтенеля "О множестве миров", которую он перечитывал неоднократно. Книга эта, переведенная Кантемиром, считалась вредной и в 1756 последовал доклад синода Императрице об её изъятии.

Суворов женился в начале 1774. По-видимому, дело было подготовлено его отцом. Александр Васильевич взял за своей женой небольшое приданое, в 5-6,000 рублей. Но зато она принадлежала по рождению к московской знати. Варвара Ивановна была дочь генерал-аншефа князя Ивана Андреевича Прозоровского. Она была по меньшей мере на 20 лет моложе жениха. Помолвка состоялась 18 декабря 1773, обручение 22 числа, свадьба 16 января 1774.

Первые годы супруги жили в согласии, по крайней мере без крупных. Разлучались они часто, по службе Суворова, но при первой возможности соединялись. Мы встречаем Варвару Ивановну в Таганроге, в Астрахани, в Полтаве, в Крыму - везде, где Суворов мог создать ей некоторую оседлость и удобства.

Было б дивом, если бы они ужились до конца. В них не было ничего общего: он был стар, она молода; он неказист и худ; она полная, румяная русская красавица; он ума глубокого и обширного, просвещенного наукой и громадной начитанностью; она недалека, неразвита, ученья старорусского; он - чудак, развившийся на грубой солдатской основе, обязанный всем самому себе; она из знатного семейства, воспитанная на внешних приличиях, на чувстве фамильного достоинства; он - богат, но бережлив, ненавистник роскоши, мало знакомый даже с комфортом; она таровата, охотница пожить открыто, со склонностью к мотовству. Не обладали они и самым главным для счастливой семейной жизни - характерами, которые бы делали одного не противоречием другого, а его дополнением. Суворов был нрава нетерпеливого, горячего до вспышек бешенства, неуступчив, деспотичен и нетерпим; он много и постоянно работал над обузданием своей чрезмерной пылкости, но мог только умерить себя, а не переделать, и в домашней жизни неуживчивые качества его характера становились вдвойне чувствительными и тяжелыми. Варвара Ивановна тоже не обладала мягкостью и уступчивостью, т.е. качествами, с помощью которых могла сделать ручным такого мужа, как Суворов. Всё это должно было привести рано или поздно к плачевному исходу, а когда к сказанному присоединилось еще легкомысленное поведение Варвары Ивановны, разрыв сделался неминуем.

В сентябре 1779 Суворов подал в славянскую консисторию прошение о разводе, а жена уехала в Москву. Консистория отказала за недостаточностью доводов. Суворов апеллировал в синод, который приказал архиепископу славянскому и херсонскому пересмотреть дело. Под влиянием родительских советов, а может и по собственному побуждению, Варвара Ивановна возвратилась к мужу и упросила его помириться.

Вскоре однако неудовольствия возникли снова. Суворов опять прибегнул к посредничеству церкви. В это время он находился в Астрахани. По заранее сделанному соглашению, он явился в церковь одного из пригородных сел, одетый в простой солдатский мундир; жена его в простом платье; находилось тут и несколько близких им лиц. В церкви произошло нечто вроде публичного покаяния; муж и жена обливались слезами, священник прочитал им разрешительную молитву и отслужил литургию.