Александр Пертушевский - Генералиссимус князь Суворов

Тогдашний способ комплектования армии отрывал крестьян от дома и семьи почти на всю жизнь и во всяком случае делал их, по отбытии службы, негодными к прежним занятиям. В деревнях убыль человека из семьи была для нее истинным бедствием и оставляла неизгладимый след. Суворов постановил - своих людей в рекруты не отдавать, а покупать со стороны, ибо "тогда семьи не безлюдствуют, дома не разоряются и рекрутства не боятся". В рекрутах недостатка не было: торговля крепостными людьми считалась делом обычным, их даже возили по ярмаркам и выставляли на базарных площадях. Многие для наживы отправляли людей в Сибирь на поселение, в зачет ближайшего рекрутского набора, и торговали зачетными квитанциями. Парни, годные в рекруты, стоили от 150 до 300 рублей. Суворов приказал покупать для рекрутства чужих людей, разверстывая цену рекрута по имуществу каждого, всем миром, при священнике, и в подмогу миру определил из своих оброчных денег по 75 рублей за каждого рекрута.

Одна деревня поблагодарила за это распоряжение, но в остальных поднялся вопль. Стали указывать, что при покойном родителе этого не водилось и крестьянам было легче; что уже другой год неурожай, продавать нечего, от скудости крестьяне пришли в упадок, и тому подобное. Одна вотчина объясняла, что в ней есть бобыль, который податей не платит, не работает и годами шатается неведомо где; того ради староста с выборными просит милости, чтобы того бобыля за все крестьянство отдать в рекруты. Суворов рассердился и приказал рекрута купить и впредь покупать, иначе грозил старосте и прочим розгами. Бобыля "в сей же мясоед женить и завести ему миром хозяйство; буде же замешкаетесь, я велю его женить на вашей первостатейной девице, а доколе он исправится, ему пособлять миром".

Причиной освободиться от поставки своих рекрут был малый прирост населения. Это побуждало Суворова поощрять браки и способствовать увеличению семей. "Крестьянин богатеет не деньгами, а детьми; от детей ему и деньги", говорил и писал он постоянно. По крепостным обычаям, он не долго раздумывал насчет браков крестьян и особенно дворовых; если они не спешили, нередко отдавался приказ: "женить таких-то на таких-то в такой-то срок". В письмах к управляющим и миру беспрестанно встречаем приказания: "дворовые парни как дубы выросли, купить девок"; "вдовцам таким-то надлежало бы первее всего жениться"; "вдову Иванову, как она в замужество не желает, никому не дозволяю сватать; помочь ей миром в выстройке избы, срубленной умершим мужем". При недостатке своих невест и дороговизне чужих, делался иногда вывод девиц из одних вотчин в другие. Для ундольских парней Суворов приказывает купить 4 девицы в новгородских деревнях и назначает от себя подмоги до 200 рублей. "Лица не разбирать, лишь бы здоровы были. Девиц отправлять в Ундол на крестьянских подводах, без нарядов, одних за другими, как возят кур, но очень сохранно". За невест для дворни Суворов платил и дороже, так как от них и требования иные, чем от простых крестьянок. Один из его адъютантов доносит, что девиц, которые бы умели "шить порядочно, мыть белье и трухмалить, меньше как за 80 рублей приобрести нельзя, а 50 рублей стоит ничего не знающая".

Оброчным крестьянам тоже была от помещика подмога в 10 рублей, если невесту приходилось брать на стороне. Прочее вносили всем миром, но не поровну, а по имуществу.

Практиковались премии за многодетность. Кухмистеру Сидору с супругою приказано выдавать на детей провиант: до 5-летнего возраста половинный, а после того полный, как взрослым; на каждого новорожденного кроме того по рублю единовременно, "для поощрения детородства". Полякову, за многоплодие, подарена хорошая господская шляпа, хозяйке его хороший кокошник. Делалось это довольно часто.

Суворов смотрел, чтобы уход за детьми был внимательный и человеколюбивый. Такого рода указаний встречается в его письмах и приказах множество. Он очень любил "ребяток".

Суворов приказывает миру крепко смотреть за нерадивыми отцами и не дозволять младенцев, особенно в оспе, носить по избам, "отчего чинится напрасная смерть". В другом приказе он пишет: "ундольские крестьяне не чадолюбивы и недавно в малых детях терпели жалостный убыток; это от собственного небрежения, а не от посещения Божия, ибо Бог злу не виновен... Сие есть человекоубийство, важнее самоубийства; порочный, корыстолюбивый постой проезжих тому главною причиной, ибо в таком случае пекутся о постояльцах, а детей не блюдут". Он не допускал в своей подмосковной деревне прием питомцев воспитательного дома: "Чужие дети из сиропитательного дома приносят одно нерадение за собственными детьми: мзда ослепляет; оттого чужих детей на воспитание не брать". В наказе новгородским деревням говорится: "особливо берегите дворовых ребяточек, одевайте их тепло и удобно, давайте им здоровую и довольную пищу и надзирайте их воспитание в благочестии, благонравии и науках, чтоб не были со временем такие, как прежние злонравные холопы". Находясь на службе в Херсоне, он приказывает прислать трех дворовых женщин, называя поименно, и указывает, к кому именно и как пристроить временно их детей. Он ставит правилом, чтобы ребят, не имеющих 13 лет, никогда вместо матерей в работу не посылать.

Его человеколюбие не ограничивалось детьми, а распространялось вообще на бедствующих и неимущих, если не пороки привели их к несчастью. Вновь прибавившимся покупкою от соседей неимущим крестьянам он приказывает пособлять миром, решая это дело сообща, при священнике, но не иначе, как заимообразно, дабы тут не было никакого дара. Разрешая рубить и валить лес для пожогов и пашни, он велит "удовольствовать прежде скудных, а за сим уже достаточных, совместным рассмотрением, при священнике". В случае обиды беднякам от достаточных, он грозит строгим взысканием "за неприличность сию". Он запрещает торговать солью перекупщикам, а покупать ее велит миром, собирая с семей деньги по потребности, и делить купленную соль в день привоза. Суворов старается следить за злоупотреблениями богатых и влиятельных людей, оберегая от них бедняков и захудалых.

Человеколюбие Суворова постоянно выказывается в разных случаях. Так как он приказал, чтобы дворовые женщины кормились собственным трудом, то некоторые из них впали в нищету. Он пишет Качалову в 1786: "слышу, что две старухи терпят нужду; выдавать им от меня прежнее жалованье с порционами". Он приказывает миру пособлять старым и увечным вдовам, не дозволяя им нищенствовать, и иногда дает от себя пособие, например в виде месячной дачи муки, с тем однако же, чтобы беспомощность положения пенсионера была предварительно удостоверена священником.

Не забывает Суворов даже прежнюю службу своих лошадей: две "за верную службу в отставке на пенсии"; остальные две дешево продать крестьянам или подарить, "но Боже избавь, не с тем, чтобы заездить". Если же эти две лошади очень стары, то оставить на пенсии, только "изредка проминать и проезжать без малейшего изнурения, а летом пасти сохранно в табунах".